Закон Арены
Шрифт:
Сплю я обычно чутко, а тут прям провалился, словно в темное болото меня утянуло. Напоследок мелькнула мысль, что в воду, пахнущую бензином, подмешали что-то, – и утонула та мысль вместе со мной в ночной черноте…
А вот выныривать обратно было тяжко.
Организм прям со всех сил сопротивлялся, не желая просыпаться, но внутри меня надоедливым будильником дребезжала сталкерская чуйка, которая нашего брата из какого хочешь обморока вытащит.
И вытащила. Вместе с мыслью, что не зря я из той консервы только треть воды выпил. Потому что половина противоположной стены моей клетушки медленно, плавно и почти
Слабый, подрагивающий свет от горящего фитиля выхватил из полумрака блеск глазных яблок и тонкий блик, сверкнувший на лезвии длинного ножа.
Я не шевелился, пытаясь понять, готово ли мое некоторым образом отравленное тело к активным действиям, наблюдая за приближающейся тенью из-под ресниц. Едва-едва подвигал пальцами ног, напряг пресс, пошевелил языком во рту. По уровням нормально вроде. Онемение в теле есть, но легкое. Надеюсь, координация не подведет.
Тень склонилась надо мной, занеся нож, – и в этот момент я рванулся назад, одновременно выдергивая из-под подушки руку с «Бритвой». Задержать удар у убийцы не получилось, вложился он в него хорошо, всем весом, воткнув свой нож в подушку и при этом провалившись вперед.
И тогда я ударил.
Сверху вниз, подкручивая клинок кистью и тем самым увеличивая глубину реза…
В следующую секунду на кровать хлестанула темная жижа, а на подушку, проткнутую ножом, упала отсеченная голова киллера, таращась на меня удивленными глазами.
Я встал с кровати, взял со стола светильник, поднес к голове. Ну да, тот самый молодой наемник, что принес ужин нам с Климентием. Интересно, сам решил подзаработать или же Горын подсказал? Теперь уже не узнать. Горын конечно же скажет, что он не при делах, а отсеченные головы давать показания не умеют.
Из соседнего номера раздался стук в смежную стенку и голос Климентия:
– Чего у тебя там за грохот?
– Да вот, гость пожаловал, – отозвался я.
– Че за гость? Сейчас приду.
Я открыл дверь и впустил Климентия, взъерошенного со сна и с автоматом в руках.
– Ничего себе картина маслом! – воскликнул он, увидев обезглавленный труп, проткнутую клинком окровавленную подушку и голову, прислонившуюся к рукояти боевого ножа. – Караваджо отдыхает.
– А ты, как я погляжу, ценитель живописи, – усмехнулся я.
– Ну так, есть немного, – буркнул выпускающий. – То-то, я смотрю, водичка была не только с запахом, но и с привкусом. Я свою не допил, ты, полагаю, тоже. Иначе б некого было мне завтра на Арену выставлять.
– Кому что, а тебе лишь бы свой процент не упустить.
– Ну, согласись, – резонно заметил Климентий. – Если тебя на Арене убьют, это печаль, конечно, но хоть понятно – в бою воин погиб. А быть зарезанным ночью во сне реально обидно.
– Не поспоришь, – согласился я. – И что теперь делать? Спускаться вниз, всех мочить и доделывать то, что ты в прошлый раз не доделал?
– В смысле? – не понял Климентий.
– Бар сжигать.
– Зачем?
– Для профилактики. Если в заведении по ночам клиентов режут, это неправильное заведение. Оптимально такой бар отформатировать в ноль. Глядишь, на этом месте потом что-то получше построят.
– По ходу, не понравился тебе прием у Горына, – хмыкнул Климентий. – Да не прими в ущерб,
– Ишь ты, какие у наемников поэтичные внутренние правила, – качнул я головой. – Не знал. Ладно, надеюсь, что ты прав, пойдем досыпать дальше.
– Ага, – хмыкнул Климентий. – Спокойной ночи.
– Шутник ты, однако, – отозвался я.
Академик Захаров с восхищением смотрел на то, что вылезало из автоклава. Правда, к восторгу создателя примешивалась определенная опаска, потому сейчас кончики его пальцев ненавязчиво поглаживали рукоять пистолета, удобно закрепленного в кобуре под пультом. Пистолет был заряжен пулями с коктейлем из ядов собственного изобретения, в считаные секунды убивающего любую органику. К тому же на монстра были нацелены пулеметы четырех кибов, специально вызванных для встречи очередного творения академика.
Монстр был ужасен.
И прекрасен одновременно.
Особенно – лицом.
Если говорить о совершенстве, то да, это лицо было совершенным эталоном красоты, от которого было очень сложно оторвать взгляд. Оно буквально приковывало к себе внимание, как волшебная картина, на которую хочется смотреть, разглядывая каждую деталь. При этом в лице чудовища угадывались черты прототипа – женщины, заживо растворенной в нанокислоте.
– Ну, здравствуй, – произнес ученый, жадно разглядывая свое творение.
– И тебя приветствую я, мой создатель, – произнесло чудовище. Голос у нее был мелодичным, не менее прекрасным, чем лицо. – Благодарю тебя. Ты исполнил мое желание. Теперь я одно целое со своим ребенком. И поверь, это волшебное ощущение.
– Охотно верю, – кивнул академик, поморщившись, – у него немного заболела голова в области лба, вероятно, от переутомления. – Позволишь ли ты мне взять некоторые анализы и провести серию экспериментов, прежде чем я отпущу тебя на волю?
– А ты можешь запретить мне уйти, когда я захочу? – усмехнулся монстр. – И ты правда думаешь, что меня остановит оружие этих болванов или твой пистолет со смертоносными пулями, который ты так и не решился взять в руки?
«Она – псионик», – мелькнуло в голове Захарова.
– Ты прав, создатель, – грациозно кивнуло чудовище. – Мне ведомы твои мысли. А также я вижу твое желание. Оно великолепно и достойно уважения – владеть целой планетой, наверно, очень приятно. Более того, я даже помогу тебе в этом. Но сначала ты должен помочь мне.
– Должен? – усмехнулся академик. – А я думал, что ты мне должна за то, что я выполнил твою просьбу.
Чудовище улыбнулось.
– Помнится, ты сказал, что работаешь за большие деньги либо ради науки. И что произошедшее сегодня – это взаимовыгодное сотрудничество в рамках интересного для тебя эксперимента.