Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Начало не вдохновляет.
– Совет представил свои заключения Конгрессу Праздных. И получил одобрение.
– Не ждал такого от фан-клуба.
– Вы закрыли Поднебесье, - говорит он сочувственно.
– Даже фанаты желают вам всего дурного.
– Что еще?
Он кивает: - Рабочий Майклсон, вы обязаны сотрудничать и оказывать содействие операциям Компании "Поднебесье", пока Управляющий Совет не решит, что ваша работа удовлетворительно исполнена. Если в любое время будет выявлено, что вы саботируете проект или строите умышленные помехи, или более
– Суд? Правда?
– Это формальность.
– О, теперь мне легче.
– Я смотрю на Гейла.
– Эти идиоты помнят, что случается, когда меня пытаются прессовать?
– Совершенно уверен, - отвечает он.
– Уверен, они не ждут от тебя испуга; лишь желают, чтобы параметры ситуации были совершенно ясны. Уверен, они ожидают, что ты поймешь и сам пожелаешь присоединиться к ним. Добровольно.
– Весьма неправдоподобно.
– Это не мой план.
Отдаю ему должное.
– Я слышал предложения более привлекательные. Рабство и казнь плохо подходят в качестве, э... подсластителей.
– Как я понимаю, это и не должно было быть привлекательным. Напротив. Это должно сделать привлекательной альтернативу.
– О? Уже появилась альтернатива?
– Она была всегда, Хэри, - произносит Гейл торжественно.
– Но сейчас все более прямолинейно. Ты сказал бы, неожиданно откровенно. Потому что законы физики здесь чуть изменены в сравнении с остальной Землей. Сделай это, и всё, изложенное профессионалом Феллером, будет забыто. Мы станем друзьями.
– Весьма сомнительно.
– Кнопка в твоей руке, Хэри.
– Гейл кивает на кнопку капельницы.
– Тебе нужно лишь нажать на нее.
Не сразу мне удается поднять челюсть.
– Ты безумен. Мозги летучая мышь выжрала.
– Нет. И я не шучу.
– Ты знаешь, что такое эта дрянь?
– Не вполне. Как и ты. Подозреваю, вышестоящие знают лучше. Но я знаю, что она делает. И мне сказано: если ты не примешь ее - то есть нажмешь кнопку без полного согласия с условиями - субстанция тебя убьет. Зрелищным и мучительным образом. Точная фраза была: "Если он не скажет да". Понимаешь?
– О да. Вполне. Знаешь, когда я увидел ее в первый раз, это дерьмо прожигало Анхану до земли.
– История мне знакома.
– Они хотят сделать меня тем... чем был гребаный Коллберг.
– У вас вообще много общего.
– Вот к чему вы вели. Вы не хотели вербовать меня... вы хотели сделать меня частью этой голодной безмозглой трахнутой штуки...
– Твой отец назвал ее Слепым Богом. Но он не таков. Не слепой. Не безмозглый. Если мы сами не позволяем ему.
– Он? Это же ты. Вот ты о чем. Я чую этот мерзкий запах. Он в тебе. Ты в нем.
Вот вам трансплант цельности: в нем нет страха стыда и страха унижения, жалости к себе, обид и слабостей, составлявших прежнюю жизнь. Теперь единственный
Крис говорит: каждый из нас - сумма шрамов. А отец сказал: нас определяют наши страхи.
– Иисус! Раздолбать меня! Гейл - ты что, пропустил, что случилось с Коллбергом? Как ты мог сделать то же с собой?
– Это было моим долгом.
– Святая срань.
– Не вполне понимаю, почему ты испуган. Ты не потеряешься в нем, Хэри. Я - все еще я. Но и часть чего-то большего.
– Скажи Коллбергу.
Даже это Гейл принимает с задумчивым кивком. Всего лишь.
– Администратор Коллберг был... нерепрезентативным примером. События, обусловившие его падение, сделали разум, э... необычайно хрупким.
– Он и раньше был не особо крепок.
– Сочли, что его опыт в операциях Студии и близкое знакомство с твоей карьерой станут противовесом. Но...
– Он всплескивает руками.
– Все ошибаются, не так ли?
Я верчу пульт в руке. Думаю, на лице такое выражение, словно я набрал полную горсть дерьма радиоактивного хорька.
– Чем больше размышляю, тем больше нравится вариант рабства-и-казни.
Гейл снова кивает, чуть слышно сочувственно вздохнув.
– Профессионал Феллер, если вас не затруднит...
– Это... последняя часть их предложения.
– Феллер серее пиджака. Глаза окружены темными кругами, словно запекшейся кровью. Он касается кнопки на планшете.
– Поглядите на это.
Экран меняется. Я не сразу понимаю, что на нем. Клубок трубок и проводов, входящих и выходящих из некоего манекена, пугала для Хеллоуина, пластикового упыря, морщинистого и белесого как труп; безволосая кожа на торчащих костях, из пустых глазниц змеятся сплетенные кабели, будто пластиковые слезы.
– И?
– Присмотритесь. Это нелегко, - говорил он слабо.
– Потому что... вы не хотите видеть. Понимаете?
Я смотрю снова. Через пару секунд замечаю шевеление: изображение не статично - то чуть изменился цвет бегущей по трубкам жидкости, то белый пластиковый разъем глазницы... дернулся... отзвук моргания плоти вокруг кабеля...
В горле копится кислота.
– Оно живое.
– Да.
– И что оно за хрень?
– Трудяга.
– Ага?
– Трудяги не годятся ни для чего сложного: киборгизация сжигает высшие функции мозга.
– И для какого труда он кому-то понадобился?
– Обработка данных.
– Голос Феллера стал ниже, будто он давится.
– Мне сказали, что... эта единица... часть комплекса фильтрации сигналов. Для социальной полиции.
Во рту так сухо, что я не могу проглотить кислоту.
– Вот так стимул. Ха? Свяжете меня проводами, чтобы не было выбора?
– Еще хуже. Майклсон... Хэри...
– Голос Феллера затихает, будто он решил помолиться молча. Может, и так.
Может, его бог милосерднее моего.
– Ты так и не видишь. Потому что... я уже сказал, ты не хочешь. Это игры разума, не глаз.