Закон проклятого
Шрифт:
Антон попятился и сильно ударился спиной о край железного стола… но боли не почувствовал. Он вдруг быстро задергал ногами, не в силах отвести взгляд от человека в халате. Но металлический стол позади него не позволял бежать задом наперёд, и парень лишь скользил подошвами ботинок по гладкому полу морга.
К нему шёл труп, на ходу поправляя то и дело сползающее лицо. Он приблизился к трясущемуся от ужаса парню, взял его за шиворот как котенка и дёрнул вверх.
Антон тоненько заверещал. Труп отпустил свое тут же снова поехавшее вниз лицо и легонько хлопнул практиканта ладонью
– Студент, что ли? – спросили съехавшие на подбородок губы.
– Н-я-я…
– Не студент? А какая хрен разница… Шить умеешь?
– А?
– Шить, говорю, умеешь, бестолочь?
– Д-да…
– Рожу мне зашивай, быстро.
– А?
– Твою мать!
Оживший мертвец снова хлопнул холодной ладонью ничего не соображающего Антона. На этот раз по затылку.
– Башку мне зашивай, малахольный. Располосовали харю, понимаешь…
…Антон потом никак не мог вспомнить, как он сшивал гнутой хирургической иглой куски ледяной кожи. Он помнил лишь, как после труп похлопал его по плечу и похвалил:
– Молоток! Клёвый лепила из тебя выйдет.
Потом покойник ухмыльнулся, нагнулся и вытащил из-под смятого, валяющегося на столе фартука круглый предмет.
– А это тебе сувенир на память. Чтоб, когда сам лепилой станешь, бычки в жмуриков не кидал и над мертвыми не глумился.
На колени парню шлёпнулось что-то тяжёлое и влажное.
Антон с трудом оторвал взгляд от ухмыляющегося лица с крупными стежками по границе роста волос, взглянул вниз, тоненько вскрикнул и потерял сознание. Одновременно с ним на пол упала голова Пал Палыча с разорванным ртом, стянутым двумя карцангами, и сигаретным бычком, зажатым между окровавленных губ.
Иван уже ничему не удивлялся. За последнее время он уже начал привыкать, что с ним творится чёрт-те что, а после возвращения с того света и вовсе решил просто принимать жизнь такой, какая она есть.
– Если обо всем этом начать думать, кукушку точно снесет. Как пить дать, – бормотал он, сидя дома и рассматривая в зеркало свое изуродованное хирургическими стежками лицо. Прошло всего несколько часов, а след разреза уже почти зажил и лишь тонкая розовая полоска напоминала об операции.
Он поддел нитку кончиком ножниц, разрезал и дернул. Шов распался, но кожа осталась на месте.
– Вот и ладушки.
Иван быстро избавился от ниток, стягивающих лицо, и густо замазал ещё заметные следы швов тональным кремом. Получилось вполне приемлемо, если особо не приглядываться.
– Сойдет.
Иван оторвался от зеркала и призадумался. Хочешь не хочешь, а подумать-то было над чем.
– Как ни крути, а она ведь меня грохнула, сучка, – бормотал он про себя, в задумчивости ковыряя ножницами край стола. – В натуре грохнула! Развела, как лоха последнего, и сделала вглухую! Одного только не рассчитала, что воскрес
Он отложил ножницы, пододвинул к себе телефон и набрал номер.
– Сашка, это ты? Здоровенько.
На другом конце провода помолчали, потом осторожно спросили:
– А кто это?
– Это я, Иван. Не узнал, что ли?
Трубка издала приглушенное «Х-х-а!», после чего изумленно заорала:
– Так тебя ж вроде грохнули, братан! После того как ты Макса замочил.
– А что, Макса тоже грохнули? Так это не я…
– Тоже – это как?
– Тоже – это тоже. Сань, живой я, гадом буду. Приезжай ко мне, а? Нужен ты до зарезу.
Трубка снова замолчала. Через потрескивание помех было слышно, как Сашка чешет вихрастый затылок.
– Приеду, ладно, – выдал он наконец. – А чё ж не приехать, коли так.
– Давай, братан, жду…
…Они ехали знакомой дорогой. Вдоль шоссе бесконечной зелёной стеной шумел лес. Мелькали километровые столбы и чёрно-белые коровы, подняв рогатые головы, долго мычали вслед «Волге», противно грохочущей всеми своими доисторическими деталями.
Иван закончил рассказ. Он особо не надеялся, что ему поверят, и ждал, когда Сашка начнет ржать над этой фантастической историей. Но тот был на удивление серьезен.
– Да, Снайпер, такое не придумаешь, – наконец после долгого молчания сказал он. – Тут одно из двух. Или тебе надо срочно в Ганушкина, или… или, если ты, конечно, в натуре не простудил голову… тут можно такое замутить…
«Волга» свернула в лес. Парни вылезли из машины. И если бы не птичий гомон и шелест прошлогодней листвы под ногами, наверное, можно было бы услышать, как трутся и ворочаются извилины в мудрой Сашкиной голове.
– Гранаты и ствол забери обязательно, он у нас теперь один остался… – сказал Сашка. – Хотя на фига он нам, когда ты теперь у нас вроде Терминатора…
– На кой тебе ствол? – поинтересовался Иван. – Там же у каждого из нас баксов невпроворот заныкано. Год можно не работать. Или три.
– Невпроворот, говоришь?
Сашка загадочно прищурился.
– Не знаю, как у тебя, братан, а в моем котле хрен ночевал. Я в эти места за последнее время уже не раз заезжал.
– Ясно, – кивнул Иван. – Чего ж тут неясного.
– Займешь штук пять из своей доли, Снайпер? А то у меня совсем голяк.
– Не вопрос, братан.
– Я тебя здесь подожду, – сказал Сашка. – Свой котёл я еще в прошлый раз под ноль зачистил, так что в лесу мне делать нечего.
…Иван брел по лесу, вдыхая всей грудью воздух, щедро приправленный запахом свежести и цветущей листвы. Он никогда ещё не чувствовал себя так хорошо. Мелкие, незаметные боли, преследующие человека всю жизнь, вдруг куда-то исчезли. Он вообще перестал ощущать усталость. Тело наполнила бурлящая первобытная энергия, пьянящая не хуже стакана хорошего домашнего самогона. Но при всём этом состоянии легкой эйфории, которую дает осознание беспредельной силы, мозг работал чётко и быстро, заранее просчитывая ситуации на несколько ходов вперед.