Закон ученого

Силлов Дмитрий Олегович

И «Бритва» не подвела!

Псевдо-Захаров вздрогнул – и начал распадаться надвое, стремительно теряя человеческие очертания. Правда, при этом из горла чудовища вырвались невнятные слова, смысл которых я все-таки смог разобрать:

– Ты обещал… что мы больше никогда не увидимся…

– Обещал, – согласился я. – Но человеку, а не чудовищу, в которое он превратился.

Видимо, мой удар и правда рассек какие-то нервные центры, наскоро собранные колонией наноботов для создания хоть какой-то функционирующей модели.

А после того, как я их уничтожил, энергии для поддержания связей между микроскопическими роботами у колонии уже не хватило…

В результате уродливая копия академика Захарова просто осыпалась вниз, превратившись в кучу безжизненной черной пыли…

Я же повернулся к своим спутникам и членам группы Кречетова, которые постепенно приходили в себя.

Профессор первым очнулся от шока. Поднялся на ноги, руками, трясущимися от стресса и нетерпения, сорвал с головы окровавленный стальной венок и швырнул в кучу черной пыли, оставшейся от Захарова.

– Благодарю, Снайпер, – произнес он. – Ты в очередной раз спас и меня, и мой отряд, и, пожалуй, всех остальных людей на этой планете.

– Мне не привыкать, – хмыкнул я. – Рад видеть всех вас – если это вы, конечно.

– Полагаю, не тело определяет личность, а наличие мозгов в голове той личности, – заметил Фыф. Единственный глаз шама был еще красным, но в нем уже явно читалась осмысленность. – К слову, Грета оказалась права. Никаких блоков в своем мозгу я больше не ощущаю.

– Аналогично, – кивнул Данила. – Мерзкое ощущение, кстати. Словно разум в кандалы заковали.

– Ага, – сплюнул Рудик. – Ненавижу, когда кто-то или что-то пытается ограничить бездну моего интеллекта.

Я искренне и от души улыбнулся. Похоже, мои старые друзья не только вернулись к жизни, но и смогли полностью освободиться от ограничителей, которые понаставил им в головы академик Захаров.

А вот с одним из новых друзей, как мне показалось, было не совсем все в порядке.

Циркач, словно завороженный, смотрел на Рут, которая сосредоточенно вытряхивала из роскошной гривы черных волос набившиеся в нее соринки.

Она тоже заметила взгляд сталкера и вопросительно подняла бровь:

– Чем обязана столь пристальным вниманием?

– Простите, – запинаясь, проговорил Циркач. – Я просто… не знаю, что сказать. Вы так похожи на… впрочем, неважно. Извините за прямой вопрос: у вас есть парень?

– Лихо ты идешь на штурм, сталкер, – хмыкнул Бесконечный. – Но, с другой стороны, это по-нашему. Одобряю.

– Ну, допустим, пока что мое сердце свободно, – протянула Рут, задумчиво окидывая взглядом молодого мужчину. – А ты решил попробовать набиться ко мне в кавалеры?

– Я бы на твоем месте не связывалась, – усмехнулась Арина. – Чуть что не так – она ж порубит в винегрет и не почешется.

– Я бы все-таки попробовал! – решительно проговорил Циркач.

– Ну рискни, – улыбнулась

Рут. – Если, конечно, тебя не остановит то, что когда-то я была разумной обезьяной.

– Мы все от них произошли, – пожал плечами сталкер. – И если вы даже не шутите, то, думаю, из всех обезьян своей стаи вы были самой прекрасной.

– Ну-у, началось, – протянула Юки – и дернула за рукав Савельева. – Папа, пойдем уже куда-нибудь, здесь становится слишком скучно.

– А кстати, и правда, куда вы теперь? – поинтересовался я у Фыфа.

– Я – домой, – решительно проговорил шам. – Помнится, тут где-то портал был в мир Кремля. Сыт я по горло вашей Зоной. У нас, конечно, тоже не сахар, но все же как-то поспокойнее.

– Мы с тобой, – хором проговорили Данила, Настя, Рудик, Рут и Циркач.

– И я с вами, – добавила Арина. – Осточертело мне здесь, да и о папаше многое напоминает, будь он неладен – в смысле, светлая ему память и все такое.

– А я в бар вернусь, – сказал Бесконечный. – Прогулялся немного, размялся, пора и за работу.

– Мы с Юки на Большую землю возвратимся, – произнес Савельев. – Я все-таки не теряю надежды построить дом для себя и дочери. Разумеется, с додзе, в котором можно спокойно тренироваться, не думая о том, что творится за его стенами в этом безумном мире.

Кречетов подумал немного и сказал:

– А я, пожалуй, попробую обжиться в бункере Захарова. Потенциал для научной работы в нем огромный, но мой учитель явно использовал его не по назначению.

– Только смотри не превратись в аналог академика с мечтой о мировом господстве, – проговорил я. – Иначе тебе придется иметь дело со мной.

– Ни в коем случае! – воскликнул ученый. – Я за последнее время много чего переосмыслил и теперь намерен заниматься только научной работой.

– Будем надеяться, – хмыкнул я. И, повернувшись к своим друзьям, сказал: – Вам не обязательно искать тот портал в мир Кремля – тем более что порталы имеют свойство затягиваться, и не факт, что он будет на месте. Думаю, так будет проще.

С этими словами я размахнулся – и нанес своим ножом длинный удар, словно вспарывал сверху донизу огромную картину, растянутую от свинцовых туч до растрескавшегося асфальта под нашими ногами.

И картина поддалась.

Послышался треск, лазурные молнии побежали по разошедшимся в стороны краям разреза. Пространство, рассеченное «Бритвой», дрожало и грозило схлопнуться обратно. Но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы.

А там, за краем междумирья, раскинулся огромный город, переживший атомную войну, в центре которого возвышался Кремль – последний оплот человечества, символ возможного возрождения мира, сожженного ядерным апокалипсисом. Из разреза, висящего прямо в воздухе, тянуло гарью и сладковатым запахом подгнившей мертвечины.