Закон вечности
Шрифт:
– Сдал?
– Сдал.
– Ну как?
– Тройка, - Бачана нехотя улыбнулся, - и то из-за уважения к моему деду Ломкаце.
– Он достал из кармана пятирублевую бумажку и положил ее на стол.
– Это за вчерашний обед.
Тамара даже не взглянула на деньги.
– Сколько еще осталось экзаменов?
– Тамара! Что ты там возишься с молокососом! Иди сюда!
– крикнул Дуту Центерадзе. Он в компании четырех собутыльников сидел за столом в дальнем углу и был уже навеселе.
Тамара не обратила на него внимания.
–
– Один.
– Когда?
– Послезавтра.
– Приходи послезавтра.
– Я и завтра приду.
– Приходи. Что сейчас подать?
– Тамара-а! Дитя расстается с грудью матери, а ты не можешь расстаться с этим сопляком?
– крикнул снова Дуту.
Тамара подошла к нему.
– Что желаете?
– Что же мне пожелать лучше твоей красоты! Побудь здесь, с нами!
– Некогда мне! Если что нужно, скажите.
– Принеси еще десять бутылок и садись рядом со мной! Хочу выпить за твое здоровье!
– Дуту схватил Тамару за руку. Она вырвалась и пошла к стойке.
– Ласа, дай десять бутылок вина.
Ласа стал доставать бутылки. К стойке направился Дуту. Глаза у него блестели, чувствовалось, что он изрядно выпил.
Дуту Центерадзе был милиционером. Приземистый, широкоплечий, длиннорукий, с наганом в расстегнутой кобуре, он держался самоуверенно и вызывающе. Подойдя к стойке, он обнял Тамару.
– Отстань, Дутуйя, от девушки и ступай к своему столу!
– нахмурился Ласа.
– Девушка не возражает, а ты чего в бутылку лезешь?
– огрызнулся Дуту и, схватив, словно игрушки, шесть бутылок вина, вернулся на место.
– А подавать вино, между прочим, твоя обязанность!
– крикнул он Ласе.
– Увижу, что кто-нибудь лезет к этой девушке, пусть потом пеняет на себя! Гроб его я сам поставлю во дворе церкви архангела Гавриила! Так и знайте!
– объявил во всеуслышание Дуту.
Тамара принесла остальные четыре бутылки. Дугу аасилу усадил ее рядом с собой.
– Садись, девушка, хочу выпить за твое здоровье!
– Дуту встал со стаканом в руке и обратился к Ласе: - Ласайя Басилия! И не стыдно тебе заставлять эту красавицу мыть тарелки? Отдай Тамару мне, и я посажу ее на золотой трон, будет жить как царица Тамар!
– Это на какой же золотой трон? На одном ведь уже восседает твоя жена Талико?.. Подумал бы о деле, ветрогон! Ни кола, ни дерева во дворе! Курам твоим негде усесться на ночь!.. Нашелся рыцарь!
В столовой поднялся хохот.
– Ласайя, укороти язык, как бы я ненароком не наступил на него! предупредил Дуту, положив руку на револьвер.
Бачана встал и направился к двери.
– Постой ты, эй, парень!
– позвал его Дуту.
– Ты чего тут околачиваешься? Оглянись, есть тут твои сверстники?
– Я зашел поесть, - спокойно ответил Бачана.
– Знаю я, зачем ты пожаловал! На вот, возьми, выпей и марш домой! Дуту протянул Бачане стакан вина и ножку вареной курицы. Бачана подошел к столу, взял из рук Дуту стакан и мясо и положил их на стол.
–
– Ну так уходи!
– Не твое это дело - уходить мне или нет!
– Щеки у Бачаны зарделись. Дуту протянул было руку, чтобы схватить его за ухо, но Бачана быстро отстранился, и рука Дуту повисла в воздухе.
– Ты пьян, Центерадзе! бросил Бачана в лицо милиционеру и пошел к выходу.
– Чей это щенок?
– спросил опешивший Дуту.
– Это внук Ломкацы Рамишвили!
– ответил сидевший рядом с ним Ушанги Каландадзе. Дуту закусил губу.
– Манучара Киквадзе, за ликвидацию которого твой начальник получил орден, кажись, убил он... Так что оставь его в покое...
– шепнул ему на ухо Каландадзе.
– Неправда, - процедил Дуту сквозь зубы.
– Я сам участвовал в той операции!
– Лицо Центерадзе побагровело.
– Змееныш он и сын троцкиста!
– Да в чем мальчик провинился перед тобой? Ну пришел в столовую, даже не ел ничего, идет своей дорогой... Нельзя же так, Дуту... Сходить с ума из-за бабы...
– сказал недовольно Афанасий Лория.
– Кто баба, сукин ты сын?! Не баба, а богиня! Стань перед ней на колени и молись!
– Дуту хлопнул Афанасия своей медвежьей лапой по плечу.
Афанасий покачнулся. В столовой наступила напряженная тишина.
– Дутуйя, по облигации ты выиграл Тамару, что ли? Отпусти девушку, дай и нам полюбоваться ею!
– постарался разрядить обстановку Мамука Яшвили.
– Сегодня прощаю тебе болтовню, а с завтрашнего дня чтоб ноги твоей не было в этой столовой!
– пригрозил ему Центерадзе.
– Шел бы в армию, коли ты такой герой!
– ответил со смехом Мамука. Может, отвадишь от нас Гитлера!
– А кто наведет здесь порядок? Кто присмотрит за дезертирами вроде тебя?
– Это я дезертир?! Килограммовый осколок до сих пор у меня в груди торчит!
– Мамука распахнул сорочку.
– И ты меня называешь дезертиром?! Это ты собрался наводить здесь порядок?! Первый бездельник и дезертир?! Мамука схватил со стола бутылку и пошел на Центерадзе. Тот вытащил наган.
Бачана покинул столовую.
Прошло всего три месяца со дня появления Тамары в столовой, и по селу поползли сплетни. Словно весенние ласточки, они облетели каждый двор и дом. Всюду - на чайных плантациях, в полях, виноградниках, садах, огородах, на базаре, в конторе, бане, парикмахерской, библиотеке - только и было шушуканья и пересудов, что о молодой официантке.
– Слышь, а третьего дня Мамука Яшвили и Дутуйя Центерадзе из-за этой чертовой девчонки чуть было не зарезали, оказывается, в столовой друг друга...
– Говорят, Дутуйя-бездельник избил жену и отправил ее в Мелекедури, к папаше...
– Нашел же ведьму Ласайя, будь он неладен! Говорят, брюхата она от него... Вишь, раздобрела как...
– Не от него, а от того же Дутуйи-милиционера...
– Она, оказывается, и Мамуке Яшвили строила глазки, да жена его Дареджан задала ей трепку!..