Залечь на дно на Солстхейме
Шрифт:
Эльф вообще едва понимал, как он оказался на полу одной из постоялых комнат, что происходило вчера незадолго до того, как он потерял сознание, и отчего ему сегодня так плохо. Драконорождённая ждала, что Корир хотя бы из вредности позволит себе несколько язвительных замечаний — однако норд равнодушно молчал, будто ему вообще было плевать на талморца. Анкарион, на её счастье, так же молчал, не давал обоим нордам ни малейшего повода даже подшутить над собой, лишь вежливо поблагодарил девушку за заботу и принялся собираться в путь.
— И что делать будешь? — негромко поинтересовался Онмунд, заметив,
— Поговорю с ним. Наедине, — отрезала архимаг. — Не надейся, что я его тут оставлю. Отвлечёшь как-нибудь Анкариона?
Волшебник недовольно посмотрел на свою девушку — да, после Анкано он опасался талморцев, не желал вообще попадаться на глаза хоть кому-нибудь из них, при одном виде их чёрной с золотом формы у парня руки дрожать начинали, всё в горле пересыхало, и в животе нехорошо урчало.
— Он… вроде так ничего, — успокоила Блёнвенн. — Намного приятнее Анкано.
— Ты меня успокоила.
Драконорождённая ободрила юношу поцелуем, заверила, что управится быстро и вернулась в комнату, закрыв за собой дверь. Ей предстояла слишком личная, если не сказать, интимная работа. Одно дело — ободрить человека магией, но эффекта хватит ненадолго, совсем другое — разговорить, выслушать, и на каком-то особом уровне облегчить душевную боль. Такое у бретонки выходило далеко не со всеми, нужно было хорошо знать человека, близко с ним общаться, и просто в этот момент войти в какое-то особое состояние.
— Это всё так странно, — как и предполагала девушка, ярл начал диалог первым; ему сейчас нужно было выговориться, высказать то, что он не смог высказать раньше. — Блёнвенн, скажи, с тобой когда-нибудь случалось нечто похожее? Ты как-то говорила, что до Онмунда у тебя ещё кто-то был, там, на родине. Ты была верна им?
— Да. Тут я тебя не смогу понять. Но одно я тебе скажу точно: эти две женщины обманули тебя. Хотели использовать. И заслужили то, что с ними произошло. Их убил не ты, нет. Их убила собственная глупость. Есть два типа людей: те, которые перед лицом опасности прячутся или просто стоят и ждут своей участи, и те, которые сражаются за свою жизнь. У таких рука сама тянется к оружию или сама творит заклинание, когда рядом возникает хоть какая-нибудь угроза. И я знаю, ты не из тех, кто будет просто стоять и ждать своей участи.
— Но я ничего не ощущал, когда убивал Мирри. Всё произошло так… как и должно быть. Я просто вытащил меч и позволил ей напороться на клинок. Да, если бы я не сделал… всего того, что произошло со мной за эти несколько дней, меня бы не было в живых. Я знаю, что никогда не был праведником, и я люблю Тейну меньше, чем мог бы. Но почему мне так тошно?
Корир поднял глаза, столкнувшись с Драконорождённой взглядом. Одного этого взгляда для Блёнвенн оказалось достаточным, чтобы понять, на какой лад ей настроиться, мысли будто бы сами пришли к тем странным и диким чувствам, что испытывал норд. Такими же, как были у неё во время первого убийства в Хелгене. Как после первого похода в талморское посольство. Как после убийства Грелод Доброй.
— Потому что это всё дико для тебя. Дико и непривычно. Но это хорошо. Так и должно быть.
— А тебе приходилось убивать не в бою? Когда
— Да, — архимаг стыдливо понурила голову; убийство Грелод Доброй совсем не делало ей чести, вызывало лишь отвращение к себе, к собственным порой безумным планам; да, убийство старухи вывело её на Тёмное Братство, которое затем было уничтожено, а новой управительницей Благородного Приюта стала очень хорошая женщина, но то всё же было убийством. — Грелод Добрая из Рифтена. Слышал, наверное, о ней, когда она ещё живая была?
— Конечно. Весь Скайрим о ней слышал. Особенно когда она померла скоропостижно. Считается, что от сердечного приступа?
— Да. Но рифтенские жрецы Аркея будто специально не стали разбираться, что вызвало у неё этот сердечный приступ.
— Ты вызвала его каким-то заклинанием?
Голос ярла был лишен каких-либо упрёков, норд лишь сухо и холодно сделал логический вывод, констатировал его, как факт.
— Да. Сначала я не верила, что слухи о ней хоть сколько-то правдивы. В конце концов, в детстве многие весьма неплохие взрослые казались мне абсолютно ужасными, я надеялась, что мальчик, сотворивший на неё Тёмное Таинство, просто капризный или вредный по своей природе. Я ошиблась. Когда я увидела, как она разговаривает с детьми, как смотрит на них, у меня в голове что-то перемкнуло. Я просто подошла и ударила старуху разрядом молнии. А потом развернулась и ушла. Тогда я была одна, со мной не было Лидии, некому было выговориться и пришлось справляться со всем самой.
— И как ты справилась?
— Осушила кружку какого-то дешёвого пойла в «Ночлежке Хельги». И закопала всё это внутри себя. Внушила себе, что старуха заслужила смерти. Для этого у меня было достаточно времени по пути из Рифта в Виндхельм. Потом нас с Лидией в виндхельмской таверне опоила Астрид, я отключилась и пришла в себя уже где-то под Морфалом, в каком-то заброшенном доме. Что было потом, ты знаешь.
Закопать внутри себя и внушить себе же, что иного пути не было. Норду почему-то это показалось прекрасным вариантом, который нужно взять в помощь, чтобы побыстрее смириться со всем, что произошло.
— Блёнвенн, всё, что случилось здесь, на Солстхейме, здесь же и останется.
— А как же ваш уговор с советниками?
— Ты правда веришь, что они действительно будут что-то обсуждать? Они же забудут о нашем разговоре. Наверное, они уже о нём забыли — сидят оба у себя и радуются, как они ловко использовали нас с Онмундом.
— Не забудут. Редоранцы дорожат своей репутацией. И значит, они выполнят этот уговор.
Мужчина тяжело вздохнул, спрятав лицо в ладонях.
— Но как я объясню всё Тейне? Не знаю, смогу ли я ей в глаза смотреть после такого.
— Тейна узнает только то, что ты подружился с двумя редоранскими советниками и наладил торговлю с Вороньей Скалой.
Когда ярл вышел из комнаты готовым к выходу, удивления не смогли сдержать ни Онмунд, ни Анкарион. Молодой норд, конечно, знал о способности своей девушки выводить из хандры очень близких себе людей, даже сам на себе её испытал — но то, что ещё несколько минут назад правитель Винтерхолда чуть ли не жить больше не хотел, а теперь вполне готов к выходу и выглядит относительно бодрым, выглядело настоящим чудом.