Залетела от Братвы

Фокс Мари

Я не могу не задаться вопросом, как долго я смогу продолжать это. Сколько времени пройдет, прежде чем Тайлер начнет задавать вопросы о своем отце? Когда он станет старше, что я ему скажу? Что произойдет, когда придет время идти в школу? Придется ли мне объяснять, почему у него нет отца? Будут ли люди задавать вопросы? Эта мысль ужасает меня.

Иногда я думаю о том, что бы случилось, если бы Тимур нашел нас. Будет ли ему вообще все равно? Будет ли он в ярости из-за того, что я не даю ему сына? Или он просто сделает то, что всегда делает — возьмет ситуацию под контроль,

увезет Тайлера и оставит меня ни с чем?

Эта мысль вызывает дрожь в моей спине. Я отталкиваю ее, сосредотачиваясь на настоящем. Сейчас Тайлер в безопасности, и это все, что имеет значение. Я не могу позволить себе думать о Тимуре, об опасности, которая постоянно подстерегает меня за моими тщательно возведенными стенами. Это изматывает, всегда быть на грани, всегда оглядываться, но однообразие помогает. Рутина — мой щит.

Как только Тайлер просыпается, я усаживаю его в детский стульчик, чтобы мы могли поесть. Он тихонько воркует, и я улыбаюсь, наклоняясь, чтобы поцеловать его в лоб.

— Эй, милый мальчик, — шепчу я. — Ты готов есть?

Он лепечет в ответ, его крошечная ручка тянется ко мне. Мне это нравится. Просто сидеть здесь, разговаривать с ним, смотреть, как он учится и растет. Это делает все — бег, прятки, страх — все стоящим.

Я смотрю на часы, осознавая, как быстро пролетел день. Странно, как время сливается воедино, когда каждый день похож на другой. Мне все равно. Я бы предпочла эту тихую, монотонную жизнь постоянному страху быть обнаруженной в любой день.

После обеда я сижу с Тайлером на диване, наблюдая, как он играет со своими игрушками. Его смех наполняет комнату, и на мгновение я позволяю себе поверить, что это все — что это все, что мне когда-либо понадобится. В глубине моего сознания всегда есть эта грызущая мысль. Буду ли я когда-нибудь по-настоящему свободна от Тимура?

Когда я была беременна, я представляла себе другое будущее для Тайлера. Я представляла, как он играет с друзьями, ходит в школу, у него обычное детство. Теперь я не уверена, каким будет его будущее. Могу ли я скрывать его вечно? Или мне придется столкнуться с правдой, с опасностью, которая таится прямо за горизонтом?

Снова звонит дверной звонок, вырывая меня из мыслей. Я напрягаюсь, знакомый страх снова закрадывается. Это, наверное, ничего. Просто курьер, может, они что-то забыли. Каждый раз, когда звонит этот звонок, часть меня боится худшего.

Я встаю, направляюсь к двери и делаю глубокий вдох, прежде чем открыть ее.

Просто рутина. Вот и все.

Но мое сердце останавливается, когда я распахиваю дверь, потому что вот он — Тимур. Его острые голубые глаза пронзают меня, словно холодный клинок, и его присутствие заполняет комнату еще до того, как он входит. Он выглядит так же, каким я его помню, властный и безжалостный, одетый в темный костюм, который идеально облегает его широкую фигуру. За ним, как статуи, стоят двое его людей, молча наблюдая.

Я с трудом сглатываю, пульс стучит в ушах. Я думала, что убежала. Я думала, что я в безопасности.

— Дженнифер, — плавно говорит Тимур, от его голоса у меня по спине пробегает дрожь.

Не дожидаясь приглашения, он входит в мой дом, как будто он его хозяин. — Почему ты всегда бежишь?

Я делаю шаг назад, инстинктивно прижимаясь к стене, пытаясь увеличить расстояние между нами, но он продолжает приближаться. Воздух становится густым от напряжения, такого напряжения, от которого трудно дышать, трудно думать. Его глаза, темные и холодные, не отрываются от моих.

— Я… — Мой голос ломается, слова замирают на губах, пока я пытаюсь понять, что происходит. Все, о чем я могу думать, — это Тайлер, всего в нескольких футах от меня. Я молюсь, чтобы он продолжал спать.

Тимур делает еще один шаг вперед, выражение его лица невозможно прочесть, но в его глазах что-то мерцает — что-то темное. — Скажи мне, Дженнифер. Почему ты ушла? Что заставило тебя подумать, что бегство что-то изменит?

Я качаю головой, слезы наворачиваются на глаза, когда я встречаю его взгляд. Из этого нет выхода. Никакая ложь не спасет меня. Я должна сказать ему правду, как бы больно это ни было.

— Моя мать, — наконец говорю я дрожащим голосом. — Она была полицейским.

Тимур слегка хмурит брови, но молчит, ожидая, что я продолжу.

— Она была убита в перестрелке. Перестрелке с русской мафией, — говорю я, слова вылетают из меня, тяжелые от горя и гнева. — Я не знаю, кто это сделал. Это мог быть кто угодно. Это мог быть один из твоих людей. — Мой взгляд метнулся к молчаливым фигурам, стоящим у двери, прежде чем вернуться к нему. — Это мог быть ты.

Челюсть Тимура сжимается, выражение лица становится непроницаемым, и между нами повисает тишина, густая и удушающая. Мое сердце болезненно колотится в груди, и я чувствую, как слезы жгут мои глаза. Я так долго его ненавидела, и теперь, стоя здесь, я наконец понимаю, почему. Это не только из-за того, кто он. Это из-за того, что он собой представляет.

— Вот почему я сбежала, — шепчу я, и мой голос срывался. — Я не могла остаться. Я не хотела находиться рядом с тобой или кем-то вроде тебя.

Его лицо остается холодным, непроницаемым, как будто мое признание ничего для него не значит. Может, и нет. Может, он не способен понять, как много я потеряла.

— Но вот мы здесь, — медленно говорит он, его голос сочится ядом, — ты предала меня. Ты сбежала к итальянцам.

Это не вопрос. Это обвинение, и оно пронзает меня, как лезвие. Мое дыхание прерывается, и я чувствую, как тяжесть моей вины обрушивается на меня, душит меня.

— Сколько они тебе заплатили? — Тимур подходит ближе, его лицо теперь в нескольких дюймах от моего, его глаза сверкают едва сдерживаемым гневом. — Сколько значила для тебя моя жизнь?

Я отчаянно трясу головой, мое зрение затуманивается от слез. — У меня не было выбора, — шепчу я дрожащим голосом. — Мне нужен был побег, а не деньги.

Его взгляд становится жестче, и он хватает меня за руку, притягивая ближе, пока я не прижимаюсь к его груди. — Побег? — повторяет он, его голос повышается от недоверия. — Предательство было твоим выходом?