Залетела от Братвы
Шрифт:
Она моя. Она всегда была моей, и я не позволю ей забыть об этом.
Ее губы дрожат, когда она пытается сформулировать слова, но прежде чем она успевает заговорить, резкий звук крика наполняет воздух. Моя хватка на ней ослабевает, когда этот звук прорезает напряжение. Плач ребенка.
Глаза Дженнифер расширяются от паники, и впервые я вижу, как на ее лице промелькнул другой страх. — Пожалуйста… оставь нас в покое, — умоляет она, ее голос отчаянный. Ее руки тянутся ко мне, но мои люди хватают ее и тянут назад, прежде чем она успевает меня остановить.
Игнорируя
— Тимур, нет! — кричит она, вырываясь из их хватки, голос ее прерывается. — Пожалуйста, не иди туда!
Мои люди держат ее крепче, их глаза устремлены на меня в ожидании приказов. Мне не нужно отдавать никаких приказов. Я знаю, что они удержат ее на месте. Она никуда не денется.
Я толкаю дверь, и мой взгляд падает на детскую кроватку в углу. Плач прекращается почти сразу, как только я приближаюсь. Это маленький мальчик, не старше девяти месяцев. Он смотрит на меня голубыми глазами того же оттенка, что и мои. У него растрепанные волосы Дженнифер, ее маленький носик. От его вида что-то скручивается у меня в груди, чувство, которое я не узнаю.
Крошечные кулачки младенца сжимают край одеяла, пока он смотрит на меня. Больше нет плача, только тихий, невинный взгляд ребенка, который ничего не знает о мире, в котором он родился. По какой-то причине этот взгляд цепляет что-то глубоко во мне — часть меня, о существовании которой я даже не подозревал.
Я делаю шаг вперед, мой взгляд устремлен на мальчика. Он… сейчас тихий, совершенно неподвижный, как будто мое присутствие успокаивает его. Мягкий подъем и падение его груди, то, как он смотрит на меня этими большими глазами, — это пробуждает то, чего я не чувствовала годами. Что-то опасно близкое к привязанности.
Медленно повернувшись, я оглядываюсь на Дженнифер, которая стоит, застыв в дверях, удерживаемая моими людьми. Ее лицо бледно, по щекам текут слезы. Она знает, о чем я думаю. Она знает вопрос, который вот-вот слетит с моих губ.
— Чей это ребенок? — Мой голос холоден, но внутри назревает буря. Есть только один ответ, который имеет смысл, но мне нужно услышать его от нее. Мне нужно, чтобы она признала это.
Дженнифер с трудом сглатывает, ее взгляд мечется между мной и ребенком. Страх на ее лице несомненен, но теперь есть что-то еще. Некое смирение, как будто она собирается отдать последнюю часть себя, которую она скрывала.
Она колеблется мгновение, а затем голосом, едва слышным шепотом, говорит: — Он твой сын.
В комнате воцаряется тишина.
Мой сын.
Слова висят в воздухе, как тяжесть, давя на меня. Я поворачиваюсь обратно к кроватке, глядя на маленького мальчика, лежащего там, его крошечная грудь поднимается и опускается в такт тихим звукам его дыхания. Мой сын.
Меня охватывает волна противоречивых эмоций — гнев, замешательство, недоверие, — но за всем
Это меняет все.
Я поворачиваюсь к Дженнифер, ее залитое слезами лицо теперь искажено отчаянием. Она выглядит готовой упасть, ее тело дрожит, когда она смотрит на меня, ожидая моей реакции. Она, должно быть, думает, что я убью ее сейчас, что ее предательство решило ее судьбу. Может, так и есть.
— Как долго? — спрашиваю я, мой голос холодный и размеренный. — Как долго ты скрываешь его от меня?
Дженнифер рыдает, ее колени почти подгибаются, когда она пытается ответить. — С тех пор, как я ушла, — шепчет она, ее голос прерывается. — Я не… я не хотела приводить его в твой мир. Я думала… я думала, что так безопаснее.
Безопаснее? Эта мысль зажигает что-то темное во мне. Она забрала моего ребенка, мою кровь и спрятала его от меня. Сбежала от меня, предала меня, и все это время несла моего сына. Мои руки сжимаются в кулаки, и я заставляю себя сделать вдох, чтобы не позволить ярости полностью взять верх.
— Я же говорил тебе, Дженнифер, — говорю я, подходя к ней ближе, голос мой тихий и опасный. — Ты принадлежишь мне, значит, и он тоже.
Ее глаза расширяются, когда я сокращаю расстояние между нами, возвышаясь над ней, пока я говорю. — Ты думала, что сможешь спрятаться от меня, сохранишь это в тайне? Я грубо хватаю ее за руку и притягиваю к себе.
Она пытается заговорить, молить о пощаде, но я прерываю ее рычанием. — Даже не думай снова бежать. Потому что на этот раз я найду тебя. Больше пощады не будет.
Звук детского плача прорывается сквозь напряженную тишину между нами. Моя хватка на руке Дженнифер немного ослабевает, когда крики ребенка становятся громче, отчаяннее. Его тихий, невинный голос заполняет комнату, и на мгновение ярость внутри меня смягчается, совсем немного.
Взгляд Дженнифер устремляется в сторону кроватки, ее материнский инстинкт включается, когда она вырывается из моих объятий. — Пожалуйста, — шепчет она, ее голос дрожит от настойчивости. — Отпусти меня к нему.
Я смотрю на нее, сжав челюсти. На краткий миг я думаю о том, чтобы прижать ее здесь, заставить почувствовать тяжесть ее решений. Но крики ребенка дергают что-то глубоко внутри меня, что-то незнакомое и тревожное. Я отпускаю ее руку.
— Иди, — ворчливо говорю я, отступая назад. — Вы не выйдете из этой комнаты. Они останутся у двери. — Я делаю знак своим людям, которые молча стоят у входа, их глаза зоркие и внимательные.
Дженнифер бросается к кроватке, подхватывая ребенка на руки с нежностью, которая резко контрастирует с хаосом и насилием, кружащимися вокруг нас. Она прижимает его к груди, ее лицо смягчается, когда она успокаивает его, пытаясь успокоить его крики. Я смотрю на нее, мой взгляд твердеет, когда я борюсь с конфликтом, бушующим внутри меня. Она солгала. Она убежала. Но она мать моего ребенка, и это все усложняет.