Залив Полумесяца

Фаблер Лана

– Султанши, пришли вести от шехзаде.

Все тут же оживились, и пока Филиз Султан под взволнованными взглядами раскрывала письмо, Нилюфер несколько раз спросила «это от папы?», а Амрийе стала взволнованно ерзать.

– Ну что там, султанша? – не выдержала Сафанур Султан, увидев, что Филиз Султан закончила читать.

– Мурад на днях отправляется в путь и скоро будет здесь. Пишет, что в столице все относительно спокойно, не считая проблем с Османом. Впрочем, меня их наличие не удивляет. Что с него взять? Ведь он сын этой ядовитой змеи Эмине – да не обрести ей покоя, где бы она не была.

Все неловко переглянулись, услышав нотки старой, но не угасшей ненависти султанши к ее бывшей сопернице.

– Моя

Эсма тоже в порядке, она обещала Мураду как-нибудь приехать со своей дочерью к нам погостить, – переменившись, уже ласково сообщила Филиз Султан. – Аллах, поскорее бы настали эти дни… – вздохнула она. – Я столько лет не видела свою дочь, что уже успела позабыть, как она выглядит.

– Мы все будем очень рады принять во дворце султаншу, – любезно заметила Амирхан Султан.

Сафанур Султан, напротив, предпочла промолчать, так как будучи по-прежнему всем сердцем преданной бывшей госпоже, она, как и та, была весьма прохладна в отношении Эсмы Султан.

Покои шехзаде Сулеймана.

Когда султанша вошла в покои, на ее лице расцвела улыбка, стоило ее глазам увидеть сидящего за письменным столом сына, который привычно склонился над очередной книгой. Подняв темноволосую голову, он взглянул на пришедшую мать и, вынужденно оторвавшись от чтения, поднялся из-за стола. Он был высок, как отец, и даже шире его в плечах, но являлся весьма худощавым юношей, так как, в отличие от брата, мало внимания уделял физической активности и не отличался стремлением к овладению оружием. Шехзаде, исключая телосложение и цвет волос, во всем походил на мать – кожа его была такой же светлой, глаза, как и у нее, голубыми, а нрав его едва ли можно было назвать приятным.

– Матушка.

– Сулейман, – откликнулась Ассель Султан и, протянув сыну руку для поцелуя, с теплом его оглядела. – Доброе утро. Чем ты занят?

– Как видите, читаю, – сухо ответил юноша. Он любил одиночество и терпеть не мог глупых вопросов, по части которых его валиде превосходила всех. – У вас разговор ко мне?

– Я не могу просто так прийти к тебе? – все еще улыбаясь, но уже с оттенком высокомерия, осведомилась Ассель Султан.

– Разумеется, можете. Но я хотел бы вернуться к чтению, если позволите, – сказав это, он в ожидании уставился на нее, явно намекая на то, что хочет остаться один.

Подавив в себе обиду, Ассель Султан с досадой кивнула и, подобрав в руки длинный подол своего ярко-синего шелкового платья, развернулась и вышла из покоев. Она знала своего сына – чьему-то обществу он всегда предпочитал одиночество, а разговорам – книги. Но было обидно и больно сознавать, что ее собственный ребенок совершенно в ней не нуждался и относился к ней, своей матери, пусть и с уважением, но невыносимо холодно и сдержанно.

Все мечты юности Ассель Султан были растоптаны безжалостной реальностью, не имеющей с ними ничего общего. Не успела она оказаться в Манисе, как шехзаде забыл ее, перестал звать к себе и даже не заглядывал к ней, а после, вернувшись из столицы, неожиданно для всего дворца привез с собой Дафну – девушку, которую Ассель Султан когда-то считала своей подругой, а после – злейшей соперницей за сердце шехзаде, которой она всегда проигрывала. Шехзаде забыл обо всем гареме и каждую ночь проводил лишь с Дафной, а она, когда-то утверждавшая, что ничего к нему не питает и не помышляет о будущем султанши, ходила по гарему с бесстыдно счастливым видом, улыбаясь и сияя.

Ассель Султан была просто сломлена их счастьем, которое для нее обратилось ужасной трагедией, разбившей вдребезги ее сердце. Она чувствовала себя вероломно преданной, и от ревности и бесконечной боли в истерзанном сердце она все больше полнилась злобой, отравляющей ее душу. Иногда султанша с горечью думала о том, что, возможно, она сама виновна в том, что ее сын родился таким – нося его, она полнилась этими темными, низменными чувствами

и страдала от любовной муки.

Шехзаде Мурад недолго пробыл в Манисе с Дафной – ему пришлось отправиться в поход, и отсутствовал он целых три года. Ассель Султан, конечно же, это время потратила на склоки с бывшей подругой, превратившейся в ее врага, которую теперь звали Сафанур, и на всевозможные низкие интриги, причиняющие той неприятности. Она злопыхала как никогда и упрямо пыталась насолить той, что отобрала у нее все.

Ее единственной надеждой стал родившийся у нее сын в то время, как Сафанур родила дочь. Даже тот факт, что и у Амирхан тоже родился сын, ее не тревожил. Мурад о ней никогда не вспоминал – не вспомнит и теперь, несмотря на всю ее красоту и рожденного сына.

Тогда Ассель Султан полагала, что рождение у Сафанур дочери разочарует шехзаде, и он снова обратит свой взгляд с надоевшей ему Сафанур на нее. Но и здесь ее ждало разочарование. Вернувшись из похода, шехзаде Мурад был рад всем своим детям и не только не выразил досады по поводу рождения дочери, а радовался ей даже больше, чем двум своим наследникам. И во взгляде его, обращенном к по-прежнему счастливой Сафанур, любви только прибавилось.

Шли годы, но ничего не менялось… Шехзаде Мурад по-прежнему не звал к себе ни наложниц, ни других жен, проводя ночи лишь с Сафанур, которая рожала ему одних дочерей. Это было единственным, что грело полную глубокой обиды и злобы душу Ассель Султан. Хоть в чем-то она ее не превзошла.

Одну-единственную, самую главную мечту Сафанур у нее все же не отобрала – после шехзаде Мурада именно ее сын по праву старшинства займет престол, и вот тогда, наконец, наступит ее время. Выстраданное счастье, долгожданная радость спустя годы боли и унижения. Тогда именно она будет самодовольно расхаживать по гарему Топкапы и лучезарно улыбаться, показывая, как она счастлива и спокойна за свое положение. Она станет могущественной Валиде Султан, а эта Сафанур с ее дочерьми отправится восвояси, забытая, никому не нужная и униженная.

Выйдя из коридора к ташлыку, Ассель Султан была так погружена в эти злорадные мысли, что не заметила, как столкнулась с кем-то. Наложница несла белье – видимо, в прачечную – и за этой кипой не заметила ее. Белье упало под ноги возмущенной Ассель Султан, а рабыня неловко села на корточки и стала спешно собирать его.

– Ты что, ослепла?! – в негодовании процедила Ассель Султан.

– Простите, султанша, я… – испуганно прижимая к себе белье, залепетала девушка.

– Пусть останется без обеда и ужина! – холодно велела Ассель Султан, обернувшись на калфу, которая, заметив случившееся, поспешила к ним. – Может это заставит тебя смотреть, куда идешь, – бросила она, пронзив взглядом рабыню, и пошла дальше, высокомерно вздернув светловолосую голову.

Весь гарем проводил султаншу неприязненными взглядами – холодную и надменную Ассель Султан здесь по-прежнему не любили. Ведь никто и не догадывался, что за этой маской скрывается просто-напросто несчастная женщина, которая была вынуждена годами наблюдать за тем, как ее любимый счастливо живет с другой женщиной, и сознавать, что она совершенно не нужна собственному ребенку.

Спустя некоторое время

Предместья Манисы.

Лес полнился шелестом листвы, которую, стелющуюся на земле, ветер то и дело поднимал в воздух, а сам он был полон прохладой и свежестью октября. Осеннее солнце светило с бледно-голубого неба, по которому лениво плыли густые белые облака, и ничто не предвещало ухудшения погоды. Амрийе Султан и Нилюфер Султан, счастливые, что, наконец, оказались на берегу столь любимого ими озера, резвились, смеялись и играли с опавшей листвой под присмотром служанок, а Фаниса Султан, закутавшись в свою теплую персиковую накидку, отороченную золотисто-бежевым мехом, задумчиво брела вдоль берега в сопровождении служанки Лейсан-хатун.