Залив Полумесяца

Фаблер Лана

Рядом с ним, держа под уздцы вороного коня, возвышался старший из братьев шехзаде Орхан – такой же высокий, широкоплечий и статный, как его отец. Солнечные лучи, касаясь его иссиня-черных, как у матери, волос, рождали в них голубовато-серебристые переливы, а его выразительное красивое лицо с резкими чертами и темными глазами было смуглым и всегда приковывало к себе взгляды. Он наблюдал за происходящим без тени улыбки, серьезно и спокойно, потому что подобно отцу любил и уважал охоту, где они оба могли выпустить на свободу свой одинаково горячий и необузданный нрав.

Шехзаде Мустафа, будучи выше и крепче старшего брата, которому уступал в возрасте на три года,

красотой не отличался, но был по-своему очень приятен. Со светлыми волосами и оливково-зелеными глазами, в которых всегда плясали веселые искорки, он с братской гордостью улыбался – улыбка часто, если не всегда властвовала на его губах.

Единственным из братьев, кто вовсе не был похож на отца – шехзаде Ахмед. Ниже братьев, худощавый и бледный, он имел такой же неприметный облик, как и его нрав. Обычное, ничем не примечательное лицо, темно-русые волосы и холодные серые глаза. Всегда хмурый и сдержанный, он был далек как от братьев, которые его откровенно недолюбливали, так и от отца, который им пренебрегал, так как не видел в нем своего наследника и постоянно, даже без особых на то причин, был им недоволен. Конечно, это не способствовало тому, чтобы шехзаде Ахмед изменился – с годами таких отношений с семьей он только еще больше закрывался в себе и озлоблялся.

Его мать Фатьма Султан, которая мало чем отличалась от сына и внешне, и характером, была этому только рада – обманчиво тихая и молчаливая, она таила в себе нереализованное честолюбие и злобу ко всем, кто над ней пусть и оправданно, но насмехался. Она жаждала безраздельно властвовать над сыном, которого горячо любила и в котором видела свою единственную надежду на светлое будущее.

– Посвящают в охотники? – боязливо переспросил шехзаде Искандер. – А как?

– Кровь добытого зверя должна пролиться твоим кинжалом. Закончи его мучения.

– Я должен… – потрясенно округлил голубые глаза мальчик. – Должен убить его?

Шехзаде Махмуд кивнул и в мрачном ожидании смотрел на сына, будто бы равнодушно наблюдая за его страхом и ужасом. Он хотел вырастить своих сыновей мужчинами, которые не бы ведали страха и могли проявить твердость и даже жестокость, когда это необходимо. А учитывая его планы на будущее, эти качества им пригодятся.

Шехзаде Махмуд выглядел уверенным и сдержанным, когда провожал взглядом сына, явно против своего желания направившегося к раненому оленю, но в душе у него все звенело от напряжения. Он любил двух младших сыновей Мурада и Искандера (из тех, что были достаточно взрослыми для того, чтобы принять участие в охоте – остальные были еще слишком маленькими для этого) наравне с двумя старшими в лице Орхана и Мустафы и искренне желал ими гордиться, потому и не хотел, чтобы на глазах у его соратников и друзей его собственный сын проявил слабость и трусость, как в свое время поступил нелюбимый им шехзаде Ахмед. На посвящении в охотники он не сумел убить зверя – отбросив кинжал на землю, шехзаде в слезах бросился прочь, но не успел скрыться от разочарованных и огорченных взглядов отца, братьев и других участников охоты – его вырвало прямо на глазах у всех.

Возможно поэтому шехзаде Ахмед, смотря, как его младший брат настороженно садится на колени перед оленем, из окровавленного бока которого торчала стрела, втайне желал, чтобы и его постигла неудача – ему было неприятно и больно являться единственным среди братьев, который оказался не способен пройти это испытание.

Спиной чувствуя на себе множественные взгляды, шехзаде Искандер с металлическим шелестом обнажил подаренный ему кинжал и, сглотнув, занес его над

уже вялым оленем. Он знал, что от того, сможет он его убить или нет, зависит многое, а именно отношение к нему отца и братьев. А их любовь и уважение он ценил очень высоко и боялся потерять.

Его замутило, а ладони вспотели и мелко задрожали. Но он должен был преодолеть свой страх. Зажмурившись, мальчик вдохнул, словно вместе с воздухом набираясь решимости, и, открыв голубые глаза, резким движением, как его учили, вонзил лезвие кинжала в мягкое тело оленя между его ребрами. Тот, дернувшись, тут же обмяк и перестал шевелиться.

Напряжение, прежде сгустившееся в воздухе, растаяло. Все расслабились и переглянулись с улыбками. С одобрением и гордостью усмехаясь, шехзаде Махмуд подошел к поднявшемуся с колен сыну и погладил его по голове. Тот растерянно поглядел на свою окровавленную ладонь, в которой сжимал такой же окровавленный кинжал, и почувствовал, как к горлу подступил ком, который он с усилием сглотнул.

– Ты меня не разочаровал, Искандер, – довольно произнес шехзаде Махмуд. – Я рад, что могу тобой гордиться.

Только ради таких редких и полных теплоты слов из его уст шехзаде Искандер был готов на все, что угодно. Подняв голову, он преданно и с обожанием посмотрел отцу в глаза и сдержал порыв крепко обнять его, как делал в детстве.

– Ну что, охотник, в следующий раз честь подстрелить добычу выпадает тебе, – небрежно заметил шехзаде Орхан, усмехнувшись, когда младший брат подошел к ним.

– Сам бы хоть раз подстрелил, – саркастично заметил шехзаде Мустафа и подмигнул шехзаде Искандеру, когда тот с улыбкой глянул на него.

– Да я же тебе даю шанс, чтобы ты хоть раз выстрелил из своего лука, Мустафа, – тут же парировал шехзаде Орхан. – Судя по тому, что ты ни разу им не воспользовался, ты боишься, что промахнешься. И сдается мне, не зря.

– Просто мне нравится смотреть, как ты раз за разом пускаешь стрелы мимо цели. От такого зрелища трудно отказаться, брат.

Юноши почти одинаково – хрипловато и гортанно – рассмеялись, так как любили дружески пикироваться, а шехзаде Мурад и шехзаде Искандер, которые хвостиками ходили за старшими братьями и мечтали во многом стать такими же, с улыбками переглянулись. Один лишь шехзаде Ахмед, раздраженно покосившись на братьев, отвернулся к своему гнедому коню и с хмурым видом погладил его по морде.

Дворец санджак-бея в Трабзоне. Покои Карахан Султан.

С годами Карахан Султан не утратила своей редкой красоты. Пусть время и отняло у нее девичью стройность и усеяло морщинами ее красивое лицо, но это лишь облагородило ее облик, придав ему достоинства и даже особой величественности. В ее золотых волосах, собранных в соответствии с ее статусом в гареме в высокую элегантную прическу, возвышалась корона из золота с ее любимыми изумрудами, а платье, сотканное из темно-зеленой парчи, длинным шлейфом стелилось по полу, пока султанша степенно шла по коридору в сопровождении целой свиты слуг. На лице ее сияла радостная улыбка, полная нетерпения.

– Как они добрались?

– Насколько мне известно, никаких трудностей в пути не возникло, – доложила Фатьма-хатун, поспевающая за госпожой.

Оказавшись у дверей своих покоев, Карахан Султан дождалась, когда служанки распахнут их перед нею, и вошла. Сидящие на тахте женщины тут же поднялись и поклонились ей, а Карахан Султан, обычно холодная и сдержанная в проявлении чувств, со счастливым видом подалась навстречу высокой и статной девушке с соблазнительными формами, которые из-за очевидной беременности стали еще пышнее.