Залив Полумесяца
Шрифт:
Матушка? Она сама желает поскорее выдать ее замуж, чтобы оградить от Орхана и «устроить» ее жизнь. Ей невдомек, что женщина, вопреки ее мировоззрению, может попросту не хотеть выйти замуж и рожать детей. Фатьма Султан и все остальные родственницы, вероятно, поддержат ее. Вряд ли они позволят, чтобы хотя бы кто-то из султанш династии был счастлив в то время, как они настрадались от своих собственных браков, навязанных им династией.
Больше ей не у кого было просить помощи. Никто ее не услышит. Кричи – не кричи. Хоть умоляй. Они сделают так, как считают правильным,
За своими безрадостными размышлениями Айнур Султан забылась и, вдруг очнувшись, поняла, что брат тоже молчит и молчит слишком долго. Она насторожилась, хорошо зная его нрав, и, отстранившись, испуганно заглянула в его лицо.
– Орхан, даже не думай! – напряженно воскликнула она, увидев, что в его серых глазах сверкает ледяная решимость, а губы упрямо сжаты. И султанша знала, что это означает. – Ты не можешь в это вмешиваться. Отец и так вечно недоволен твоим безрассудством и дерзостью. Это плохо кончится, ты слышишь?
Шехзаде Орхан не ответил. Посмотрев на нее, он приподнял уголки губ с нежным снисхождением во взгляде и погладил ее ладонью по плечу, снова пытаясь тем самым успокоить.
– Я разберусь, – подозрительно тихо ответил он. Он всегда говорил так, когда по-настоящему злился – с леденящим спокойствием. – А ты не смей больше лить слезы. Я не позволю ничему плохому случиться с тобой.
– Но как ты это сделаешь? – грустно улыбнулась Айнур Султан, подняв руку и скользнув пальцами по его щеке. Она не верила… – Мы не в силах что-либо изменить…
– Мы способны изменить все! – жестко процедил брат, но Айнур Султан знала, что его злость обращена не к ней. – Если только пожелаем этого. Не смей сдаваться раньше сражения. И принимать поражение, заведомо отказываясь от стремления к победе. Это твоя жизнь! И ты должна бороться за то, чтобы она была такой, какой ты хочешь ее видеть. Никто не в праве решать за нас, как и с кем нам провести ее.
– Даже повелитель всего мира? – она заглянула ему в глаза со все еще невинным видом, но в то же время так, будто уже знала что-то, чего он пока не понимал. – Мы воистину не вправе распоряжаться собственными жизнями, Орхан. И борьба не имеет никакого смысла. Она только приблизит наш конец и сделает его мучительнее. И тогда остается лишь один выход – покориться своей судьбе.
Буря поднялась в его взгляде и, больше не в силах удерживать ее внутри, шехзаде Орхан выпустил ее из своих объятий и резко встал, направившись к одному из окон. Он шумно выдохнул и оперся на согнутую в локте руку, подняв ее на стену возле оконной рамы. Он вглядывался в вечернюю темноту за окном, и чувствовал, как внутри него все уже знакомо кипит.
Видя это, Айнур Султан медленно, чтобы не раздражать его еще больше, подошла к нему сзади и с ласковым выражением лица прислонилась к его плечу со спины, положив на него подбородок.
– Ты сам говорил, что когда-нибудь я выйду замуж. А ты уедешь в свой санджак. И, выходит, это «когда-нибудь» уже наступило. А мы и не заметили… Детство кончилось. И началась взрослая жизнь, у которой, в отличие от детства, горький вкус.
Обреченность в
– Я сдаваться не собираюсь! И если ты сдалась без борьбы, тогда я буду бороться за нас двоих. Мне плевать, какой у меня будет конец и как скоро он наступит! Я отсрочу твой. Ты будешь жить так, как велит тебе твое сердце, ты слышишь? И больше не смей говорить мне о проклятом смирении.
Тронутая его словами, которые, конечно, были сказаны в пылу чувств, в силу чего Айнур Султан не слишком-то на них полагалась, она все равно с признательностью и любовью в глазах обняла его, обхватив тонкими руками в кружеве за шею.
И, почувствовав, как ее крепко обняли в ответ, девушка ощутила толику облегчения. Даже если брату не удастся изменить что-либо, что многовероятно, она обрела то, что искала – понимание, утешение и осознание того, что самый близкий человек готов ради нее даже на большее, чем она сама.
Они оба вздрогнули, когда уютную тишину разорвал стук в двери. Отодвинувшись, шехзаде Орхан кивнул сестре на тахту, чтобы она садилась, а сам позволил слуге войти.
– Шехзаде, простите за беспокойство. Пришла Тансу-хатун.
– Пусть возвращается в гарем, – тут же распорядился юноша, не раздумывая ни секунды. Айнур Султан опустила глаза и подавила улыбку, довольная, что, наконец, эту девицу поставили на место. – И передай на кухню, чтобы принесли клубничный шербет, фрукты и кувшин с вином.
– И лукум, – быстро добавила Айнур Султан.
Шехзаде Орхан кивнул слуге, чтобы он исполнял, и тот, поклонившись, поспешил отправиться выполнить данное ему поручение. Тем временем шехзаде с присущей ему наглостью ухмыльнулся и подмигнул сестре, направившись к ней на тахту.
– Немного развлечемся.
Против воли Айнур Султан хихикнула – девушка легко заразилась его изменившимся настроением. Она, признаться, успела позабыть за эти дни, как с Орханом бывает легко и весело. Будто они вовсе и не дети султана, представители правящей династии, жизни которых с рождения предрешены, а обычные подростки, которым не чужды простые радости их возраста.
Счастливые в своем воссоединении, они и не думали о том, что отвергнутая Тансу, которую эти покои впервые встретили закрытыми дверьми, в гневе и унижении была вынуждена вернуться в гарем. Конечно же, все взгляды, стоило ей оказаться в ташлыке, обратились к ней. Наложницы готовились ко сну, расправляя свои постели, но, увидев явно рассерженную Тансу – новую избранницу шехзаде Орхана – тут же стали переглядываться и шептаться, обсуждая, что стало причиной ее неожиданного возвращения.
Султанским наложницам было, в сущности, все равно на этот факт. Для них он был очередным поводом перемыть кому-нибудь косточки и власть похихикать над чужой неудачей. Но фаворитки шехзаде Орхана явно злорадствовали, видя, что Тансу возвращается на этаж фавориток. Не сумев сдержаться, одна из них распрямилась, оставив наполовину расправленную постель, и не без удовольствия воскликнула: