Залив Полумесяца
Шрифт:
– А здесь мило, не правда ли? – спросила Лейла, которая пришла в их комнату, чтобы поделиться впечатлениями с Десен и просто поболтать с ней. Она стояла и оглядывалась в комнате, которая не многим отличалась от той, в которой поселили ее. – У вас стены, правда, не желтые, а голубые, и комната выглядит уютнее, чем наша с Фатьмой.
– Я, честно, думала, что дворец будет меньше, а он совсем не так плох, как я представляла, – улыбнулась Десен, раскладывая на полках настенного шкафа, находящегося над ее кроватью, свои немногочисленные вещи
– Ну, это ненадолго, – подала голос Гюльбахар, которая уже покончила с вещами и возлежала на своей кровати, наблюдая за ними.
Лейла повернулась к ней и поглядела на нее с недовольством, потому что чувствовала исходящую от нее зависть и плохо скрываемое недружелюбное отношение к Десен.
– Почему? – удивленно спросила последняя, обернувшись на соседку по комнате.
– Этот дворец – не Топкапы, а, значит, здесь и порядки иные. Я уже успела поболтать с теми девушками, которые и раньше здесь жили. В Топкапы всем заправляла добродушная Фатьма Султан, которая и гаремом-то, в сущности, не интересовалась. А здесь вся власть в руках Хафизе Султан…
– Это что, плохо? – в непонимании воскликнула Лейла.
– А ты как думаешь? – насмешливо хмыкнула Гюльбахар, приняв другую позу – она подставила руку под голову, перевернувшись на бок. – Хафизе Султан любит порядок и строгость. Мне сказали, что шехзаде Осман все дела гарема доверил ей и позволяет ей делать все, что ей в голову взбредет. Она-то, конечно, совсем не глупа. При ней, говорят, всегда был порядок. Но если кто нарушит правила, ему придется ох как несладко… И еще она терпеть не может тех рабынь, которые находятся в фаворе у шехзаде. Верно, все еще злится, что ее он забыл и выбросил из своей жизни, а если быть точной, из постели.
Она хмыкнула, видимо, посчитав удачной свою «шутку», а Десен и Лейла переглянулись, настороженные ее словами. Да, у Хафизе Султан действительно всегда такой вид, что невольно чувствуешь напряжение, смотря на нее. Холодная и молчаливая, она была уверена в своем положении и явно обладала достаточной решимостью, чтобы заправлять здесь всем твердой рукой.
– А как же Латифе-хатун? – недоумевала Лейла. – Она ведь недавно родила султаншу. Должно быть, к ней здесь тоже будут прислушиваться.
– Да не смеши меня! – отмахнулась Гюльбахар. – Ей просто повезло забеременеть после пары встреч с шехзаде, вот и все. Ее никто и слушать не станет. Особенно когда есть Хафизе Султан – мать троих наследников. Родила бы Латифе мальчика, тогда да, возможно и приобрела бы какое-то значение. Но ведь у нее девочка родилась.
– Наверное, когда-то он ее любил… – присев рядом с Десен на ее кровать, заметила Лейла. – Ну, я имею в виду Хафизе Султан. Она ведь родила целых три раза! Шехзаде до сих пор ее очень уважает. Доверил ей гарем и дела своего дворца.
– А я думаю, что он никого и никогда не любил, – не сумев скрыть горечи в
– Не стоит, – улыбнулась ей Десен той самой улыбкой, которую Лейла про себя называла теплой, согревающей и очень искренней.
И как она это делала? На нее хотелось смотреть и смотреть из-за этого ее совершенно естественного обаяния. Почему же она сама не могла быть такой? Верно, потому, что с этим либо рождаются, либо нет.
– Я не из тех, кто вызывает у людей сочувствие, Гюльбахар, – тем временем спокойно говорила Десен. – И, чтобы вы знали, каждый человек способен на такое чувство, как любовь. Просто в сердца некоторых много труднее попасть. Нужно суметь понять их и найти к ним особенный подход – вот и все.
– И ты думаешь, тебе это удастся? – уже не скрывая своего отношения, злобно улыбнулась Гюльбахар.
– Посмотрим, – невозмутимо пожала плечами Десен. – Я предпочитаю не говорить, а делать.
– Ты будешь также, как и мы все, сгорать в адском пламени, когда станешь не нужна ему и будешь вынуждена смотреть, как он проводит ночи с другими, – надломленным голосом произнесла Гюльбахар, и она больше не усмехалась. Затаенная боль заволокла ее темные глаза, как и пелена слез, которым она из гордости не позволяла излиться. – Я слишком давно нахожусь в этом гареме, чтобы думать иначе… Тебе его не изменить, как не пытайся. Смирись.
– Смирение – это то, чего никогда не будет в моей жизни! – процедила Десен, уже порядком раздраженная, и тут же решительно вышла из комнаты, чтобы остудить свой пыл.
Покои Латифе-хатун.
Она с любящей улыбкой склонилась над дочерью, покоящейся на ее руках, а, услышав скрип дверей, посмотрела на того, кого они впустили в ее покои.
– Мераль! – радостный голос Латифе потревожил младенца, и крохотная девочка зашевелилась в материнских руках.
Ее старшая сестра Мераль, увидев их, озарилась улыбкой и, подойдя, заглянула в лицо ребенка.
– Это наша Селин Султан? – тихо спросила она, любуясь личиком той. – Такая же красавица, как ее мать. Ну и как отец, конечно же. Волосики золотистые совсем как у него. Я могу подержать?
– Конечно, – отозвалась Латифе и бережно передала дочь в руки сестры, принявшись в умиротворении любоваться ими. – Ты даже не представляешь себе, как я скучала… Так долго тянулись эти два года в Топкапы!
– Зато там тебе посчастливилось родить эту славную девочку, – заключила Мераль, посмотрев на нее с весельем и сестринской нежностью. – И скажи-ка мне, как это ты умудрилась стать фавориткой шехзаде?