Заложник
Шрифт:
И, к тому времени, как я привёл себя в порядок, принял душ, оделся, собрал сумку и из ванной вышел, дверь свою открыла и девочка.
— Доброе утро, Алина, — улыбнулся ей я. — Как спалось?
— Уходишь? — полусонно-апатично осведомилась она.
— Да. Надо успеть в Лицее показаться, пока искать не начали и панику не подняли. Нет желания от Булгакова потом выслушивать, — пожал я плечами и заодно поправил на себе мундир.
— Удачи, — подавила зевок, прикрыв рот рукой она. — Вечером тебя ждать?
— Скорее всего, нет, — подумав ответил я. —
— Хорошо, — кивнула она. — Увидимся.
— Счастливо, — отозвался я и не удержался от маленького хулиганства — слишком уж она была няшная и миленькая в своём заспанном виде. Ей ещё только какого-нибудь плюшевого медвежонка, прижатого к груди, не хватало для законченности образа. Я подошёл и быстро поцеловал её в щёку, взяв обеими руками за плечи. И тут же отпустил. — Не скучай тут! — улыбнулся, помахал рукой, нырнул на балкон и улетел, не дожидаясь реакции.
Хотя, никакой реакции и не было: она проводила меня долгим взглядом, пожала плечами и поплелась дальше в том направлении, в котором и собиралась раньше — в направлении душа. Как я это узнал? Да элементарно: я же Одарённый Воды, а в гостиной осталась стоять целая здоровенная ваза, наполненная МОЕЙ водой. «Жучка» круче даже придумать сложно. Достаточно было лёгкого волевого усилия, чтобы из вазы поднялась капля на длинной тонкой ножке, которая стала моими глазами и ушами.
Честно говоря, я ожидал несколько большего, чем вот это вот невнятное пожатие плечами. Ожидал краски на щеках, распахнутых в шоке глаз, смущения… Хотя? Это ж Алина! Чего я от неё хочу? Не тот у неё темперамент для такого. Да и… выспаться бы ей сначала не помешало.
В Лицее… был «зомби-апокалипсис». Бал-то проходил вчера не только в Зимнем, но и здесь, в Административном корпусе. Так что, на территории было белое мёртвое безмолвие с бездвижимостью. А, если кто-то куда-то и полз, то делал это с грацией живого покойника и лицом христианского мученика.
Меня… никто не искал. Всем было не до поисков. Люди спать хотели. Причём, это касалось не только студентов, но и преподавателей. Оттого, особым садизмом выглядело то, что первым занятием нашей группы была «медитация».
По-моему, у препода, к концу этого занятия, уже самого рука отваливалась от не прекращавшихся ударов линейкой по ушам задрёмывающих лицеистов. Пару раз прилетело по уху даже мне. Не потому, что спал я, а потому, что спали все. И препод бил уже на автомате просто всех. Без разбору, подряд, как шёл по ряду от стены до стены… Правда, моим ушам от этого было ни тепло ни холодно: «покров» на них тоже распространяется. По ним мечом или топором стучать можно было бы с тем же нулевым эффектом, что этой линейкой. Ещё хорошо, что линейка не сломалась, а то привлёк бы внимание, сорвал занятие…
После медитации, пришёл посыльный и сообщил, что меня ждёт в своём кабинете Булгаков.
Вот ведь! Как накаркал, право слово.
Но нет, Директор вызывал меня не для того, чтобы отчитать за самовольную отлучку из части. Возможно, что он про неё даже и не знал ещё. Либо
Булгаков говорил о другом — он инструктировал меня по поводу предстоящей поездки в Германию: когда, откуда, во сколько, что брать с собой обязательно, что необязательно, что рекомендуется, что не рекомендуется. Наш правовой статус, кто едет с нами старшим. Когда и как готовится к отъезду…
Почему он это решил мне объяснить лично, а не устраивать один общий инструктаж… Ну, он уже достаточно хорошо успел меня изучить, чтобы понять: мне, с моим скверным характером и ершистостью, лучше объяснять всё самолично, подробно и заранее. И то: нет никакой гарантии, что я, всё равно, чего-нибудь эдакого не выкину, вроде того подарка Императору, который чуть было не сорвал всё дело Императору.
Какое именно «дело»?
— А то ты сам не понял? — хмыкнул Булгаков. — «Программа обмена студентами» — это для телевиденья, газет и простых обывателей. Да и то, не больно-то они в такую глупость поверят.
— А что это тогда? — решил не торопиться демонстрировать свою догадливость я.
— Обмен заложниками это, — не разочаровал меня Вадим Александрович. — Скрепляющий заключение непубличного мирного договора между Империей и ФГЕ.
— А зачем он? Почему мы не можем просто собрать побольше Одарённых и стереть эту Польшу в пыль? Вместе со всеми собравшимися там «союзниками»? Сил ведь и Империи для этого более, чем достаточно.
— Не можем, — поморщился Булгаков. — Там собралось уже столько Одарённых шестой и седьмой Ступени овладения Даром, что прямые боевые действия гарантированно вызовут серьёзные климатические изменения. Это понимают они, это понимаем мы… а главное, это понимает Наблюдательный Совет, постоянным членом которого является и Российская Империя. Договор о мире вынужденный. И именно поэтому требуются такие гарантии, как обмен заложниками. Это требование не ФГЕ, это требование Наблюдательного Совета.
— Что-о ж, — протянул я, делая задумчивый вид. — Но, если отъезд такой срочный, а дело такое важное, как я успею подготовиться и сдать оставшиеся… сколько их там, экзаменов?
— Забудь, — поморщившись отмахнулся Булгаков, прекрасно понявший мою игру. Как и то, что он понимает, что я понимаю… — Всё, что нужно было, тебе уже проставлено, все документы оформлены. От тебя требуется только прибыть в назначенный час, в назначенное место, сесть в самолёт и, не создавая проблем, улететь в Германию.
— То есть, и моё присутствие на занятиях в Лицее, в эти дни не является… таким уж обязательным? — осторожно приподнял одну бровь я.
— Не наглей, — проворчал он.
— Но дело же государственной важности!
— Не наглей, — чуть тише проворчал он. — Ты всё ещё ученик Лицея, и я за тебя отвечаю.
— За меня, — улыбнулся я. — Но моя успеваемость и посещаемость уже никого не интересуют. Я ведь прав?
— Наглеешь, — вздохнул он.
— Вадим Александрович, вам терпеть меня три дня осталось. Причём, третий — не полный. Зачем усложнять?