Заложники удачи

Сент-Джеймс Иэн

– Миссис Тодд, – сказал здоровый, глядя на нее. Ее сердце екнуло. У него был странный акцент.

Иностранец со смуглой кожей, совсем не такой, как у англичан. Но его тон не был угрожающим. Мак продолжал так сильно лаять в кухне, что ей приходилось напрягаться, чтобы понять, что он говорил.

– Мы хотим видеть вашего мужа. Он в конторе? Секунду она мочала, растерянная и испуганная.

Человек повторил свой вопрос.

– Да, – кивнула она и снова отпрянула, когда сидящий рядом с ней человек дотронулся до ее бедра. Посмотрев вниз, она увидела в его руке что-то

металлическое. И вдруг выскочило лезвие с такой силой, что она отпрыгнула. Она замычала, переводя взгляд на толстяка, и одним взглядом молила его о пощаде: «Пусть он не трогает меня. Пусть он не делает мне больно».

Толстяк продолжал говорить. Ей приходилось напрягаться, чтобы разбирать, что он говорил, у него был сильный акцент. В конце концов она поняла, что, если она обещает не кричать, они вынут полотенце изо рта. Они хотели, чтобы она позвонила Тодду и попросила его прийти домой. Просто так, без всяких объяснений.

Условия были следующие: если она закричит, тот, кто сидел рядом с ней, перережет ей горло. Кровь застыла у нее в жилах от ужаса. Взяв ее за волосы, он приставил ей нож к горлу. Холодная сталь прикоснулась к ее коже. Она сидела, вся застыв от ужаса, не дыша, чувствуя тонкое, как бритва, лезвие, представляя, что будет, если им слегка надавить ей на горло…

– Понятно? Кивайте головой.

Но нож мешал ей это сделать.

Нахмурившись, толстяк бросил на напарника свой пронизывающий взгляд, и тот убрал нож. Сглотнув, Катрина кивнула.

Сидевший за пианино поднялся и встал у нее за спиной. Он развязал полотенце, и оно упало на пол. Катрина глубоко вздохнула. Мужчины смотрели на нее. Их взгляды не дали ей разрыдаться. Они предупреждали ее, что кричать нельзя. Но предупреждение было излишне. «Я не закричу. Я слишком напугана», – стучало у нее в голове. Она приоткрыла рот, глотнула, закашлялась и начала ровно дышать. Уголком глаза она видела нож. Катрина попыталась попросить еще раз.

– Пожалуйста, – сказала она шепотом, – пусть он уберет это.

Толстяк кивнул. Звякнув, лезвие исчезло, но рука по-прежнему была у нее на плече. Нож был рядом, в каких-нибудь дюймах от ее шеи. Катрина дрожала всем телом. В ужасе оттого, что лезвие может появиться снова, она прошептала:

– Пожалуйста… я… ничего не понимаю… Толстяк повторил все снова.

Ее тело отказывалось подчиняться ей. Ноги и руки сделались от страха деревянными. В горле стоял ком, во рту пересохло.

Они принесли ей выпить бренди из бара, и она попросила разрешения закурить. Им пришлось зажечь ей сигарету. Руки у Катрины дрожали, и она не могла поднести сигарету к пламени. И бренди пролилось ей на подбородок.

Здоровяк еще раз повторил инструкции.

Мысль о том, что надо звонить Тодду, еще больше напугала ее. Кто они? Чего они хотят? Она подумала, что они изобьют его. «Боже мой, что же делать?»

– Может быть, его там нет, – прошептала она, когда они принесли ей телефон. – Может быть, он куда-нибудь вышел.

– Звоните! – скомандовал толстяк и поднялся из кресла. Потом он заговорил по-итальянски с тем, за пианино. Она была уверена, что он итальянец. Осси то и

дело приходил ей на ум. Закрыв глаза, она представляла Тодди в его конторе, но почему-то он выглядел гораздо моложе. Она видела себя, сидящей напротив, одетой в серый, сшитый в ателье костюм, который выбросила давным-давно. Тодди спрашивал у нее, почему она не захотела поехать в Шотландию с тем, с кем работала…

– Будьте осторожны! – раздался чей-то голос, и она открыла глаза и увидела, что стоящий за пианино теперь развалился перед ней на полу. Он говорил по-английски скорее с французским акцентом, нежели с итальянским.

– Мы будем недалеко, в соседней комнате. Одно неверное слово и…

Лезвие снова выскочило и коснулось ее горла. Ее затошнило.

Мак, наконец, замолчал в кухне. Теперь она слышала только тиканье часов. Ее руки дрожали, когда она набирала номер.

– Какой номер? – спросил тот, что сидел напротив.

Катрина назвала номер, и он набрал его сам. Она поняла, что толстяк вышел из комнаты. Может быть, он пошел в кабинет, чтобы подслушать?

– Соединилось, – сказал этот человек, протянув ей трубку.

Катрина приложила ее к левому уху. Нож был приставлен к ее горлу.

«Что же я ему скажу? Что мне делать?»

– «Оуэнс». Доброе утро, – последовал смешок. – Извините, я хотела сказать: добрый день.

– Сэлли?

– Катрина? Как ты?

Она облизнула губы.

– Муж у себя?

– Соединяю.

– Алло?

– Тодди?

– Да?

Слова прямо-таки вырвались из нее.

– Слава Богу. Ты можешь приехать? Сейчас? Сию минуту?

– А что такое? Что случилось?

– Пожалуйста. Пожалуйста!

Неожиданно она закричала:

– Тодди, не приезжай! Не приезжа-ай! Телефон выбили у нее из рук. Ее оттолкнули. Катрина почувствовала соленый вкус крови во рту; она ожидала, что увидит нож… Но ножа не было.

Толстяк входил в комнату с улыбкой на лице.

– Пожалуйста! – В голосе звучал страх. – Пожалуйста!

– Катрина, Катрина… Она повесила трубку.

Тодд растерянно смотрел на телефон. Он быстро набрал номер. Занято. Он набрал снова. Снова занято. Может быть, трубка не лежит на рычаге? Не зная, что делать, он остался сидеть, прислушиваясь. Он снова набрал номер, пытаясь понять, что произошло, снова прокручивая их разговор в уме. Когда снова оказалось занято, он забил тревогу. Он представил, что на Катрину упала горячая кастрюля и она не может взять трубку, и трубка болтается на стене…

Быстро надев пиджак, он бросился в приемную к Сэлли.

– Думаю, с Катриной несчастье.

– Что?

– Где Герберт?

– Ты его за принтерами послал, когда вернулся от Мэнни. Он вернется не раньше, чем через час. Что за несчастье? Что с ней?

– Не могу дозвониться. Попробуй, понабирай, ладно? Если дозвонишься, скажи, я уже выехал.

– Дэвис может тебя подбросить.

– Нет, не хочу, чтобы в выставочном зале было пусто. Я возьму такси.

Он никогда не видел Катрину испуганной. Он видел ее огорченной, сердитой, злой, обиженной. Сейчас она явно чего-то боялась!