Заложники удачи

Сент-Джеймс Иэн

Катрина пила кофе с бренди, курила сигарету за сигаретой и наблюдала за сценой с напряженным вниманием. Она как бы раздвоилась: одна ее половина по-садистски радовалась отчаянию Шарли. Когда Шарли простонала: «Я сяду в тюрьму!», Катрина воскликнула про себя: «Так тебе и надо! Заслужила, голубушка!» Но вторая ее половина испытывала страшную жалость к мужу. Бедный Тодди! Ему приходится объясняться перед этой шлюхой. «Его любовницей», – напомнила она себе, выпив еще бренди, чтобы заглушить кислый вкус во рту.

– Ты разорил меня! – кричала Шарли.

– Это был вопрос жизни и смерти! –

повторял Тодд, размахивая руками.

Катрина утешалась мыслью, что происшедшее между ними больше не повторится.

– Послушай, – сказал Тодд, подавая Шарли очередной бокал с розовым джином, – ведь все будет в порядке, если ты вернешь эти деньги.

– А как ты это сделаешь? Ты сказал, что тот парень предлагает только девять миллионов.

– Это начальная цена. Мы сторгуемся. Я вытащу тебя из этой ситуации. Верь мне.

– Верить? Тебе? У тебя хватает наглости просить, чтобы я поверила тебе?

Тодд застонал.

– Не о том речь, – произнес он, схватившись руками за голову. – Если я достану деньги, ты сможешь вернуть их на счет фирмы, ничего не говоря об этом Бобу Левиту?

В лице Шарли появилось недоверие.

– Промолчать? Стать твоей сообщницей? Ты это мне предлагаешь?

Испытывая сильное желание начать биться головой о стену, он принялся объяснять все сначала. Он объяснил все подробности. И как Хэнк показал ему место. И как он маялся в Лондоне, мотаясь из банка в банк. Как он вел переговоры с «Сантурз». Как он напал на Морони. Как началось дело. Как все пошло наперекосяк…

Комок стоял в горле у Катрины, пока она слушала. Он так боролся, так старался. «И чем я помогла?» – упрекала она себя.

Тодду казалось жизненно важным объяснить Шарли все подробности. Ему казалось, что, если он заставит ее поверить, он сможет себя уважать по-прежнему.

– Я понимаю, какой это удар для тебя, – признавал Тодд. – Но у меня было время подумать. Мы не сможем пойти в полицию. Кроме всего прочего, скандал окончательно все погубит. Мы сядем в тюрьму, Боб Левит разорится. Что здесь хорошего? Лучше пусть он не знает. Все, о чем я тебя прошу, – это немного времени, чтобы вернуть деньги.

Шарли вздрогнула. Испугавшись при мысли о тюрьме, она почувствовала, как тело покрылось гусиной кожей.

– Мне конец, если они узнают…

– Они не узнают, если ты им не скажешь, – перебил Тодд, и в его сердце зародилась надежда. – Вопрос в том, сможешь ли ты молчать, пока я смогу что-нибудь сделать?

Формально, конечно, она могла и знала об этом. Боб Левит полностью доверял ей. Конечно, аудиторы обнаружат правду, но аудиторы не будут их проверять раньше лета.

– Ну, может быть, – согласилась Шарли с сомнением в голосе и тут же передумала: – Но мои нервы этого больше не выдержат. – Отвернувшись от него, она мучительно решала свою дилемму. Нет, она бы не осмелилась сказать Бобу Левиту. Но она и не может оставаться спокойной, пока не продадут «Палому Бланку».

– Я думала – это одни сутки, – с горечью произнесла Шарли. – Ты ведь так сказал.

И снова начались обвинения. Тодда сегодня, с одной стороны, как будто проверяли на выносливость, а с другой – на способность убеждать. Он снова и снова повторял, что в тот момент он думал, что они

смогут пойти в полицию, и только когда Морони ушел, он понял, во что втянул Шарли. Обиженный и потрясенный ее непониманием, он говорил уже охрипшим голосом, как будто сам с собой.

– Я должен позвонить Хэнку, – сказал он, посмотрев на часы и удивившись, что было уже девять часов. – Я не могу продать «Палому Бланку» без его согласия.

– Он что, ничего не знает? – Шарли побелела. Ухватившись за предлог, чтобы уйти, Тодд обернулся к ней.

– Может быть, я еще долго провожусь. Он, может быть, в ресторане. Я позвоню из кабинета.

– Нет, – начала Катрина, но сдержалась. Только взглянув на Тодда, она сообразила, что он хочет поговорить с Хэнком наедине. Тодд выглядел таким изможденным, что она начала молиться, чтобы эта шлюха проявила к нему хоть немного сочувствия…

Не обращая внимания на неодобрение Катрины, Шарли промолчала, когда Тодд ушел из комнаты. Она никак не могла осознать новость. Она доверяла Тодду. Она верила в него. А сейчас – именно он, а никто другой, так предательски с ней поступил.

– Бог мой, – пробормотала она, не замечая, что говорит вслух. – Никогда не надо доверять людям! И как меня только угораздило?

Вот это было уж слишком.

– В постели с ним тебя угораздило, – резко сказала Катрина. – Именно в постели.

Зеленые глаза Шарли широко раскрылись. Она уставилась на Катрину, словно видела ее впервые. Через секунду она взорвалась:

– Поверить невозможно! – закричала Шарли, спрыгнув с кресла. – Бандиты угрожают вам ножами, говорят, что взорвут ваш дом, потом втягивают вас в подлог, а тебя беспокоит только то, что я переспала с твоим мужем!

Краска бросилась в лицо Катрины.

– Я тебе ответила на вопрос, вот и все!

– В следующий раз я скажу, когда мне от тебя ответ понадобится!

– Так не надо ничего вслух спрашивать.

– Я сама с собой говорила!

– Ты обвиняла его! В постели-то, конечно, тебе с ним было хорошо.

– Как знать, – возразила Шарли, повышая голос. – Это не была любовь, которая могла потрясти мир!

– Нечего оправдываться.

– А я и не оправдываюсь! – Шарли почти кричала. – Я пока еще не в суде! – Она схватилась за бокал и обнаружила, что он пуст. – Боже мой! У тебя что, повышенное чувство собственности к нему? Ты все это теряешь… – Она махнула рукой в сторону комнаты. – Ваш карточный домик в конце концов развалится, и все, о чем ты думаешь, это…

– Я защищаю своего мужа, – произнесла Катрина с достоинством. – Вот так!

Откинувшись в кресле, Шарли надула щеки и выпустила воздух.

– Извини, пожалуйста. Но я тоже сижу по уши в дерьме, как ты прекрасно понимаешь. По милости твоего мужа я могу получить десять лет.

– Конечно, ты бы предпочла, чтобы он дал им перерезать мне горло!

Шарли открыла было рот, но тут же закрыла его. Впервые за все время она попыталась представить себя в такой ситуации. Она всегда испытывала ужас при виде ножей. Она и в кухне у себя всегда прятала ножи. Иногда, в зависимости от настроения, один вид кухонного ножа наводил ее на неприятные мысли. Представив холодное острое лезвие у своего горла, она вся передернулась.