Заметь меня в толпе
Шрифт:
На переносице Тима мелькнула морщинка, но тут же разгладилась. Он продолжал слушать с большим интересом.
— Так вам нужны наркотики для экспериментов? — спросил Тим. — Пятнадцать миллионов, которые вы хотите получить за книгу, — это много. На эти деньги можно купить полтонны героина.
— Тимофей, если бы ты знал, как дорого обходятся исследования, сколько стоит лабораторное оборудование, реактивы, расходные материалы, содержание подопытных... Мы не госучреждение, как ты понимаешь. — Виктор Валентинович устало вздохнул, и посмотрел на Тимофея так, будто тот был коллегой из соседней лаборатории. Тим закивал в ответ. —
— А вы можете протестировали меня? — сказал Тим с воодушевлением. — Ну… это наверняка помогло бы лучше понять, что делает человека вампиром. Таким вампиром, как я.
Виктор Валентинович довольно подбоченился.
— Тимофей, ты не представляешь, как я доволен твоей заинтересованностью. Должен признаться, мы уже это сделали.
— Уже?! — обрадованно воскликнул Тимофей.
— Я не знал, как ты к этому отнесешься, но теперь вижу, опасения были напрасны.
— Что же вы нашли?
— Паттерн экспрессии твоих псевдогенов значительно отличается от паттерна вампира страха.
— И что это значит?
— Количество работающих псевдогенов у тебя чуть ли не вдвое больше, чем у того же Шоно, но и те, что совпадают, работают в своем ритме.
Тим скривил губы, выражая и удивление, и самодовольство.
— Понятно, — отозвался он. Его взгляд на мгновение убежал в сторону. Руки стискивали подлокотники кресла, оставляя глубокие вмятины.
— А можно узнать поподробнее, что это за гены?
— Конечно. В свое время Влад предоставит информацию, которую тебе нужно знать.
Тим чуть заметно дернул губами, но тут же выдохнул и улыбнулся.
— Я вижу, ты взволнован, — Виктор Валентинович опять прошелся по кабинету.— И немудрено. Обдумай все, Тимофей. Реши для себя, наконец, на чьей ты стороне.
Тимофей поднял глаза на Виктора Валентиновича. В них была... надежда.
— Ты мне очень нужен, Тимофей. Я могу рассчитывать на твое посильное участие в общем деле?
— Конечно, — ответил Тим, не раздумывая и уверенно кивнул.
Что у него в голове?! С кем он?!
— Твое благополучие для меня вопрос первостепенной важности. Мне очень хочется доверять тебе, как прежде...
— И все-таки… — Тим заискивающе замялся. — Отдайте зеркало.
Меня затрясло.
— Тимофей, — процедил Виктор Валентинович, — почему мы снова и снова возвращаемся к этому вопросу? Я предоставил тебе абсолютную свободу. Если ты что-то хочешь, если ты кого-то хочешь...
— Я хочу ее, — сказал он тихо.
— Эта девчонка тянет тебя в пропасть. У вас нет будущего. Ты прекрасно знаешь, долго их держать при себе нельзя.
— Знаю. Просто прошу вернуть ее в реальный мир. Оттуда я не могу ей... пользоваться.
Пользоваться, значит?
— Понимаю, — промурлыкал Виктор Валентинович. — У нее к тебе настоящие чувства, да? Деликатес...
— Угу. И потом у нее там слишком много свободы, — добавил Тимофей бесстрастно. — Ее сложно контролировать. Обещаю, я сделаю внушение, она забудет, кто я.
— Будь честен с собой, ты уже этого не сделал, — возразил Виктор Валентинович, отхлебнув из чашки. — Вот что, я сам сделаю внушение. Согласен?
— Да, конечно!
От звука этого
— Тим, ваше с Шоно неразумное поведение в полиции…
— Больше не повторится!
— Надеюсь, это был спонтанный, необдуманный поступок. Спишем на горячность молодости. Скажи Шоно, ему нечего опасаться. Мы — одна семья. Он нужен мне. Он важная часть плана.
— Спасибо.
— Можешь идти, Тимофей, — Виктор Валентинович открыл ноутбук. — У меня накопились дела. Наше сообщение с предложением выкупить кодекс получено. Надеюсь, руководство библиотеки не станут фокусничать. Передай секретарше, пусть зайдет. Я еще не завтракал.
Ч1, Глава 22
Я ушла как можно дальше, лишь бы не видеть черной башни и горящей, будто полярная звезда, двери на ее вершине. Но башня вытянулась, обросла новыми мостами и теперь была видна из любой части зазеркального города. Тогда я скользнула в первое попавшееся отражение.
Здесь уже были сумерки. Сонно шелестело море. Я присела за стойку пляжного бара. Вокруг мигали разноцветные лампочки. Несколько молодых людей что-то шумно обсуждали то ли на испанском, то ли на португальском. На соседнем табурете сидел угрюмый мужчина в шапке из темно-русых волос, шелковой цветастой рубахе и расклешенных брюках, будто только с вечеринки в стиле семидесятых. Перед ним стоял массивный бокал с янтарной жидкостью. Он обвел мутным взглядом окружающих и опустил голову на руки.
Бармен поменял диск и заиграла сальса. Софи частенько врубала что-то подобное и пыталась заставить меня танцевать. Сейчас не отказалась бы. Во мне кипело столько противоречивых эмоций, искавших выхода, что безумная пляска была бы как нельзя кстати. А еще хотелось напиться, да так, чтоб до беспамятства, чтоб вдрабадан!
Вспомнилось, как я впервые попробовала спиртное. Было мне тогда что-то около пяти лет. К родителям пришли гости, и я так объелась конфет, что решила запить их целым фужером таинственной водички, которую, чокаясь, все пили… Я так торопилась и сделала никак не меньше двух глотков, прежде чем почувствовала, что все внутренности объяты огнем. Я выронила бокал и схватилась за горло. Именно звон бьющегося хрусталя привлек внимание мамы. Мне здорово влетело в тот вечер.
Софи была неправа. Плохие вещи случаются, когда трусишь и трясешься за свою шкуру. Все повторяется лишь за тем, чтобы я исправила ошибку.
И какая мне, в сущности, разница, на чьей он стороне? Главное, на чьей я стороне.
......
Тимофей смотрел на стену. Его тонкие кисти свесились, пальцы то и дело подрагивали. Он покусывал губы и временами, казалось, что-то шептал, но разобрать слова было невозможно. Глаза мутные, темные. Он всегда такой разный...
Я вошла в отражение невидимкой и присела на пол. Пусть смотрит на меня… Так захотелось притронуться к нему, почувствовать тепло ладони. Руки у Тима всегда мягкие и горячие, будто его слегка лихорадит. Я вряд ли когда-нибудь привыкну к переменам его внешности, но горячие ладони и движения тонких пальцев, напряженную морщину на переносице, задумчивый взгляд чуть прищуренных глаз, то, как он облизывает губы и кусает их изнутри, как вдруг прикрывает глаза и начинает барабанить пальцами по коленке или зажимать невидимые струны — все эти родные жесты я узнаю без труда и ни с кем его не спутаю.