Заметь меня в толпе
Шрифт:
Что это значит!?
Надо найти Шоно!
Я выскочила в зазеркалье и помчалась к Софи. Может, она знает, где его искать.
…...
— Идиот! Как ты достал своими экспериментами! Нянька я тебе что ли?! — глаза Шоно блеснули черными огоньками. Он впился в Тима сосредоточенным вязким взглядом, но это не произвело никакого действия. Тим по-прежнему лежал, никак себя не проявляя. — Че, и это уже не помогает?
У меня затряслись руки.
Шоно стал еще мрачнее. Глаза затопило чернилами, так что белки пропали. Лицо исказилось, кожа
Боже, он убьет его!
— Тогда твое любимое, — буркнул Шоно, опять хватая Тима за руки.
Тим выгнулся дугой, как от разряда электрошокера. Его глаза распахнулись, но зрачки тут же закатились под веки, голова запрокинулась и начала трястись.
— Оставь его! Оставь! — завизжала я и бросилась на Шоно с кулаками.
Шоно стряхнул меня и оскалился, как дикий зверь.
— Очухается сейчас, — прохрипел он, приходя в себя. Глаза прояснились
Через пару секунд Тим задышал и резко сел.
— Я убил ее, убил... — прошептал он. На лице паника, глаза бегают.
— Никого ты не убил, кретин! Какого хера ты пожрать не можешь вовремя?! Я тебе не полевая кухня.
Я кинулась обнимать Тима.
— Ты не дышал, ты почти умер...
— Ага, — проворчал Шоно, — попробуй, убей эту сволочь. Ты опять за свое взялся? Я тебе сколько раз говорил, это невозможно? Ты у нас тупой, да?
Тим не отвечал. Он остервенело тер виски и глаза.
— Надь, и че ты в нем нашла, у него мозгов, как у ершика для унитаза!
— Шоно, уймись, — простонал Тим.
Азиат зло сверкнул глазами и треснул Тима по голове.
— Шоно, блин! Блин! — Тим сломился пополам, обхватил голову руками и спрятал ее в коленях. — Урод, бл... Чертова паскуда!
— Щас еще получишь по своему больному месту! Иди жри, сказал!
— Я на мост собирался...
— Какой, нахрен, мост! Ты на адреналине десять минут продержишься и опять откинешься. Вон девки какие-то на заправке трутся, иди прямо сейчас!
— Нет!
— Тим, иди пожалуйста, — взмолилась я.
— Да не пойду я!
— Ах ты засранец, — глаза Шоно опять налились чернотой. Тим схватился за голову, соскочил с подножки фургона и, пригибаясь словно от пуль, побежал на заправку.
Я отвернулась.
«Абонент разговор не принимает» (перевод с чешского).
Ч1, Глава 20
Почему так? Ну почему?
Я ушла. Дожидаться, пока он там флиртует с какими-то девками, не было никаких сил. Душили слезы, внутри кислота. Хотелось выдохнуть, очиститься, но не получалось.
И что, теперь так будет всегда? Он будет уходить к другим, потому что иначе нельзя? А мне ждать и надеяться, что он останется честен со мной. Мама, ты знала лучше, как будет!
Мне так захотелось увидеть родителей, и чтобы все было как прежде. Мама, папа и я... Мы жарим сосиски в кемпинге где-то на побережье в Италии. Над нами небо, полное звезд. Родители вспоминают забавные случаи из моего детства.
Где
…...
Мама сидела в кресле напротив зеркала. Глаза плотно сжаты. Она теребила в руках платок и поминутно прикладывала его к носу.
Мое тело было тут же, на больничной кушетке рядом. Все до боли знакомо, словно время, как пленку в кассете, перемотали на три года назад. Капельница на стойке, прибор для мониторинга частоты дыхания и сердечного ритма, игла в вене и прищепка на пальце.
Отца в палате не было.
— Мама, — тихо позвала я.
Она встрепенулась, подскочила к кушетке.
— Мама, я здесь, в зеркале.
Она обернулась и застыла.
— Мам, не бойся.
— Надя! — всхлипнула она и присела на краешек кресла. — Доченька... — она прижала ладонь к губам. По щекам побежали два ручейка.
— Мамочка, все хорошо.
Мне стало так жаль ее. Я знала, когда она плачет по-настоящему.
Я подошла ближе, присела на корточки рядом и тихонько взяла ее ладонь. Она сжала мою руку.
— Прости меня, милая, прости, — прошептала она.
— Мама, не надо. Я знаю, вы старались, как лучше.
— Все должно было быть не так...
— Я знаю. Но так получилось.
Какое-то время мы сидели молча. А потом я не выдержала. Я рассказала ей, что чувствую, и как мне больно сейчас. Наверное, глупо переживать по таким пустякам, как отношения с мальчиком, когда за тобой охотятся бандиты, на кону собственная жизнь и благополучие родителей, но ничто сейчас не волновало больше.
Мама слушала и гладила мою руку.
— Надя, он очень хороший мальчик, — сказала она. — Такой силы и мужества, как у него, не встретишь и у взрослого мужчины. Но ты должна понять, вы несовместимы. Ты должна отпустить, дать ему возможность быть собой. Его не переделаешь.
— Он будто обреченный...
— Да, милая, так бывает. Вы слишком молоды. Вы еще дети. Ты полюбишь еще, и, возможно, не один раз. Тебе сложно принять это сейчас, но поверь, так будет, так всегда бывает. Сейчас тебе кажется, что эти чувства навсегда. В какой-то степени это действительно так, но ты изменишься, ты повзрослеешь. Ты не знаешь пока, что значит по-настоящему быть с мужчиной, жить с ним бок о бок, разделять его радости и неудачи, справляться с его проблемами. И не думай, что он не поймет и осудит. Он сам отлично понимает.
— Он ждал, мама... Все эти годы он искал меня. Он ничего не забыл.
— Надя, я боюсь, что именно ты разобьешь ему сердце. Настанет момент, когда он вынужден будет переступить через себя, он сам оттолкнет тебя. Поймет, что иного пути нет. Ты снова привязываешь его к себе, не даешь успокоиться, не даешь найти себя в этой жизни. У него другое предназначение, Надя.
— Но я люблю его, мам! У меня голова кругом, как люблю! Я все ему прощу, только пусть не гонит.
— Дочка, невозможно прощать каждый день. Такой любви не бывает. Простить, значит отпустить и забыть. Я знаю, о чем говорю.