Заметь меня в толпе
Шрифт:
Я приблизилась к его отражению и взяла его за руку. Он вздрогнул, будто проснулся. Посмотрел на меня серьезным, вдумчивым взглядом и мягко высвободил руку.
— Что я должен сделать? — спросил он.
— Возвращайся. Поговорим и решим все наши проблемы.
Шоно покачал головой и фыркнул.
— И Шоно пусть приходит.
— Сейчас! — одними губами сказал Шоно.
— Хорошо, — Тимофей отключился.
— Софи, при первой возможности съезжай с автострады, — сказал Тимофей по-французски.
— Мы больше
— Нет, не будем.
Софи насупилась и продолжала ехать вперед.
— Это бесполезно. Мы не узнаем, куда везут зеркало. Съезжай! — раздраженно приказал Тим.
— Нет, узнаем! — меня взбесил его покорный тон. — Я найду в фургоне другое зеркало и прослежу, куда они едут.
— Нельзя этого делать, — возразил Тим.
— Но почему?! Они меня не увидят и даже не узнают…
— Уже знают, — спокойно возразил Шоно.
— Если мы не прекратим слежку, твое тело заберут из больницы прямо сейчас, — добавил Тимофей. — ВВ сказал: «Мне все равно, выбирай, зеркало или тело…» Нельзя рисковать.
— То есть мы ничего не можем сделать?
— Мы придумаем что-нибудь, — но голос Тима звучал совсем не обнадеживающе. — Софи, freins!
Софи посмотрела на меня вопрошающе. Я нехотя кивнула. Тогда она сбавила ход и скоро свернула к выезду. Мы так гнали, что успели оказаться в пригороде. За окном мелькали частные двухэтажные дома.
— Ну и что? Какой план? — спросил Шоно. Он запихал в рот большой палец и начал откусывать ноготь. Но тут же выдернул руку изо рта, встретившись взглядом с Софи.
— Я должен вернуться, — ответил Тим.
— А я, пожалуй, повременю, — отозвался Шоно. — Подстрахую, если вдруг что.
— Согласен. Найдешь, где перекантоваться?
— Не думай об этом.
…...
Шоно и Софи сошли на автобусной остановке. Тим развернул фургон и поехал назад. Он напряженно молчал, а я не знала, как к нему подступиться.
— Тим... — решилась я.
— Сейчас... сейчас... мне надо подумать.
— Зачем ты к ним возвращаешься? Ведь Шоно...
— Потому что я могу, а Шоно не должен рисковать. Ему могут не простить.
— А тебе?
— А мне простят. Все дело в том, кто сколько стоит...
— Ты так говоришь, будто вы вещи.
— Для них так и есть. Я — вещь подороже, Шоно — подешевле. Я пытаюсь сообразить, как набить себе цену, чтобы стоить дороже, чем ты и твое зеркало.
— Я — дороже тебя?
— Ты — дороже всех.
Тим надолго замолчал. Его руки механически переключали скорости и поворачивали руль. Случайно включенные дворники истошно скребли сухое стекло, но Тим продолжал ехать, не замечая ни противного звука, ни мельтешения перед глазами.
— Почему он так ко мне относится? — вдруг сказал Тим.
— Кто?
— Сын его разочаровал. Понятно, во мне он видит того, кем не стал Влад. Но есть что-то еще... Я должен знать, что еще скрывается
— Ничто не может быть дороже собственного ребенка, — возразила я, поняв о ком он.
— Собственного ребенка... Именно! Его собственного ребенка. Только другой собственный ребенок. Ведь он почти сказал мне тогда... почти сказал...
— Что сказал?
— Он думал, я совсем обдолбаный и ничего не соображаю, — продолжал Тим. — Нет, я все отлично помню. Мне не приглючилось, как он хлестал меня по щекам и орал: «Моя кровь не может дойти до такого свинства!» Он сказал: «моя кровь»… Я все думал и думал, зачем он так сказал? А теперь вспомнил, что видел его... видел много раз, еще до Праги, в Зауральске, и в Горянке, и до того. Он появлялся, когда было труднее всего. Теперь я знаю, сколько на самом деле стою...
Вон там, смотрите! (перевод с французского)
Тормози! (перевод с французского)
Ч1, Глава 19
Навалились сумерки, и в отражении стало тесно. Тишина между нами загустела и приобрела зловещей привкус. Вспышка озарила лицо Тима. Рядом оглушительно ухнуло, так что заныли стекла в машине.
— Вау! — Тим оживился. — Молния! Ударила прямо в дорогу!
Отражение качнуло.
— Что происходит?.
— Ветер поднялся. Похоже, сейчас ливанёт.
Скоро в стекла и крышу фургона, будто пальчиками, забарабанили тяжелые капли. А потом в один миг началась такая чечётка, что ничего кроме раскатов грома уже нельзя было расслышать.
— Надо остановиться! — прокричал Тим. — Свернем на заправку.
Он сбавил ход, и огни за окном перестали подмигивать. Мы остановились.
— Какая гроза классная! Весь день жарило и, наконец, прорвало.
Тим пересел на пассажирское сидение, потом установил зеркало напротив, так что теперь он отражался целиком.
Мне стало как-то не по себе. Мы вдвоем в машине… Снаружи — дождь.
— Что будем делать? — спросила я.
Мои руки, не зная куда себя деть, теребили закатанные рукава рубахи.
— Иди поближе. Я не слышу. Такой грохот стоит.
Его лицо, суровое и отстраненное еще несколько минут назад, теперь радостно светилось.
— Иди сюда.
Я протянула руку. Тим мягко привлек меня к себе на колени, обхватил ладонями затылок и шею. По позвоночнику пробежала горячая волна. Я вздрогнула, невольно выгнулась вперед и еще тесней прижалась к нему. Он судорожно выдохнул, обжег дыханием ямочку меж ключиц. Его прикосновения обволакивали теплом. Казалось, я утонула в его объятиях. Я чувствовала, как напряжение между нами растет с каждой секундой. Отчаянно хотелось большего. Но когда в очередной раз он попытался стянуть с меня ненавистную рубаху, я поймала его руки и прошептала: