Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Ну, вотъ вамъ, пейте все до дна и опрокиньте кружку вверхъ ногами, — сказалъ Самуэль.
— Ахъ, м-ръ Уэллеръ, почтеннйшій…
— Ни слова больше. Пейте.
М-ръ Троттеръ поднесъ кружку къ губамъ и въ нсколько минутъ опорожнилъ ее до послдней капли, пріостанавливаясь только два или три раза перевести духъ.
— Вотъ это я люблю, — сказалъ Самуэль. — Ну, какъ теперь вы себя чувствуете, любезный другъ?
— Получше немного, — отвчалъ м-ръ Троттеръ.
— Разумется лучше: иначе и быть не можетъ, — сказалъ Самуэль. — Это вдь все равно, что прибавить газу въ воздушный шаръ, и я вижу простымъ глазомъ, какъ вы начинаете толстть. A что этакъ вы скажете насчетъ другой порціи такого
— Нтъ, ужъ это было бы слишкомъ, м-ръ Уэллеръ, — покорно васъ благодарю.
— A не похлопотать ли, примромъ сказать, насчетъ чего нибудь състного?
— Покорно васъ благодарю, сэръ, — отвчалъ м-ръ Троттеръ, — добрый господинъ вашъ приказалъ намъ подать баранины съ картофелемъ, и мы ужъ позавтракали въ три часа.
— Какъ! Онъ ужъ озаботился насчетъ васъ? — спросилъ Самуэль выразительнымъ тономъ.
— Да, сэръ, — отвчалъ Іовъ. — Онъ уже усплъ оказать намъ много благодяній, м-ръ Уэллеръ. Мы жили прежде въ душной конур, a старшина вашъ нанялъ для насъ уютную и просторную комнату, столь необходимую для моего слабаго и больного господина. Онъ самъ заплатилъ деньги и приходилъ ночью навстить насъ, м-ръ Уэллеръ.
И при этихъ словахъ, глаза м-ра Троттера, быть можетъ, первый разъ въ его жизни, оросились самыми искренними слезами.
— Да, сэръ, — продолжалъ сердобольный Іовъ, — въ вкъ я не забуду вашего великодушнаго господина и буду служить ему до послднихъ силъ… до послдняго издыханія.
— Нтъ, сэръ, не говорите этого, — сказалъ Самуэль, — прошу васъ и не заикаться объ этомъ, любезный другъ.
Іовъ Троттеръ вытаращилъ глаза.
— Да, и не заикаться объ этомъ, — повторилъ Самуэль твердымъ и ршительнымъ тономъ. — Никто не вправ служить ему, кром меня, и я отвергаю тутъ всякое постороннее вмшательство и чужія услуги. Открыть-ли вамъ тайну, любезный другъ?
— Сдлайте одолженіе, м-ръ Уэллеръ.
— Такъ слушайте же обоими ушами. — Не было, нтъ и не будетъ въ цлой вселенной такого добраго, великодушнаго, щедраго, благодтельнаго джентльмена, какъ мой несравненный господинъ, нтъ нужды, что онъ ходитъ въ узенькихъ гультикахъ и тсныхъ полусапожкахъ. Такого человка не найти намъ съ вами даже въ сказкахъ, которыхъ я перечиталъ не мало на своемъ вку. Это — сущій ангелъ. Зарубите это себ на носу, Іовь Троттеръ.
Затмъ м-ръ Уэллеръ, подойдя къ буфету, расплатился и положилъ сдачу въ свой боковой карманъ. Снова отправившись на тюремный дворъ, они нашли м-ра Пикквика и Джингля, занятыхъ весьма серьезнымъ разговоромъ. Великій человкъ не обращалъ ни малйшаго вниманія на толпу, собравшуюся на площадк тюремнаго двора. Толпа между тмъ была чрезвычайно разнообразна и вполн достойна наблюденій ученаго мужа.
— Очень хорошо, — сказалъ м-ръ Пикквикь, когда Самуэль и Троттеръ появились на площадк,- вы станете теперь заботиться о поправленіи своего здоровья, и больше покамстъ не думайте ни о чемъ. Вы дадите мн знать, когда вамъ можно будетъ приняться за дло, и мы еще потолкуемъ объ этомъ. Ступайте теперь въ свою комнату. Вы слишкомъ слабы, утомлены, и не можете оставаться доле на этомъ мст.
М-ръ Альфредъ Джингль, не обнаруживая больше ни малйшихъ признаковъ своего прежняго одушевленія и притворной веселости, сдлалъ своему благодтелю низкій поклонъ и тихонько поплелся къ своему жилищу, сказавъ напередъ Іову, чтобы тотъ остался, покамстъ, на двор въ обществ м-ра Уэллера.
— Интересная тутъ сцена, Самуэль, не правда ли? — сказалъ м-ръ Пикквикъ, озираясь вокругъ себя съ добродушнымъ видомъ.
— Очень интересная, сэръ, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ. — Такія чудеса повторяются не слишкомъ часто, добавилъ онъ, обращаясь къ самому себ. — Готовъ биться объ закладъ, что y этого Джингля навернулись слезы на
Площадка, гд стоялъ теперь м-ръ Пикквикъ, была съ одной стороны ограждена глухою стною, съ другой тою частью тюремнаго замка, которая обращена была на Павловскій соборъ. Разнообразная, пестрая толпа переходила съ одного мста на другое или сидла тамъ и сямъ въ боле или мене интересныхъ позахъ. Все это были долговые арестанты, и большая часть ихъ дожидалась здсь окончательнаго ршенія своихъ длъ въ коммерческомъ банкротскомъ суд. Нкоторые имли чрезвычайно жалкій и оборванный видъ; другіе щеголяли въ чистомъ бль и модныхъ костюмахъ; но вс, безъ исключенія, слонялись, стояли или сидли такимъ образомъ, что ни y кого, повидимому, не было опредленной мысли на ум.
Изъ тюремныхъ оконъ, обращенныхъ на площадку, выставлялись также весьма многія лица: одни вступали въ шумный разговоръ съ своими знакомцами внизу; другіе перекидывались мячами съ нкоторыми изъ ловкихъ игроковъ; иные съ любопытствомъ слдили за движеніями игроковъ и наблюдали за мальчишками, подававшими мячи. Женщины, въ засаленныхъ передникахъ и грязныхъ башмакахъ безпрестанно проходили черезъ дворъ на кухню, устроенную въ отдаленномъ углу тюрьмы; дти визжали, барахтались, играли, плакали, смялись. Повсюду былъ шумъ и гвалтъ, за исключеніемъ одного только мста на двор, гд лежалъ трупъ арестанта, умершаго наканун.
— Не хотите ли, сэръ, заглянуть въ свистящую лавочку? — спросилъ Іовъ Троттеръ.
— Во что?
— Въ свистящую лавочку сэръ, — повторилъ Троттеръ.
— Что это такое? Не знаете-ли вы, Самуэль? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.
— Не знаю. Это, должно быть, лавчонка, гд продаютъ птицъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ.
— О, нтъ, совсмъ не то! — перебилъ м-ръ Троттеръ. — Въ свистящей лавочк, сэръ, продаютъ ромъ и водку для арестантовъ.
И затмъ, м-ръ Іовъ Троттеръ объяснилъ въ короткихъ словахъ, что законъ строго запрещаетъ, подъ опасеніемъ тяжкаго наказанія, продавать эти спиртуозные напитки въ долговыхъ тюрьмахъ; но такъ какъ здсь всегда бываютъ джентльмены и леди, предпочитающіе этотъ сортъ крпительной влаги всмъ винограднымъ напиткамъ, то нкоторые сострадательные тюремщики, за условленную плату, позволяютъ, для общей пользы, двумъ или тремъ арестантамъ производить тайнымъ образомъ контрабандную торговлю этимъ запрещеннымъ товаромъ.
— И этотъ планъ введенъ постепенно во вс долговыя тюрьмы, — продолжалъ м-ръ Троттеръ. — Выгода здсь обоюдная и для тюремщиковъ, и для арестантовъ, производящихъ эту торговлю. Но какъ скоро джинъ или ромъ попадаютъ сюда какимъ-нибудь другимъ непозволительнымъ путемъ, мимо свистящей лавочки, тюремщики немедленно ловятъ контрабандиста и доносятъ объ этомъ по начальству, за что и получаютъ надлежащее вознагражденіе, какъ лица, ревностно исполняющія свой долгъ.
— Значитъ — и волки сыты, и овцы цлы? — замтилъ Самуэль.
— Точно такъ, м-ръ Уэллеръ.
— Но разв никогда не бываетъ ревизіи со стороны начальства? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.
— Бываетъ, сэръ, какъ не бывать? Только тюремщики знаютъ объ этомъ заране и передаютъ пароль свистунамъ, чтобы они распорядились упрятать подальше запрещенный товаръ. Такимъ образомъ, ревизоръ можетъ искать и свистать, сколько ему угодно; ни лысаго бса не поймаетъ.
— Все это, стало быть, хорошо устроено, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Очень хорошо.
Іовъ постучался въ дверь свистящей лавочки, и, когда они вошли, джентльменъ съ косматыми волосами, тотчасъ же заперъ ее на крюкъ, и потомъ, взглянувъ на своихъ постителей широко открылъ ротъ и оскалилъ зубы. Самуэль и м-ръ Троттеръ тоже съ своей стороны нашли приличнымъ показать зубы. М-ръ Пикквикъ улыбнулся, и улыбка не сходила съ его устъ до окончанія этого визита.