Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
Сообщивъ этотъ удивительный планъ, Уэллеръ старшій крпко пожалъ руку своего возлюбленнаго сына и окончательно скрылся за воротами тюрьмы.
Едва Самуэль пришелъ въ себя посл этого достопамятнаго свиданія съ своею родней, какъ м-ръ Пикквикъ вышелъ къ нему навстрчу и положилъ руку на его плечо.
— Послушайте, Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Что прикажете, сэръ?
— Я собираюсь сегодня погулять по этому заведенію, и вы должны быть моимъ спутникомъ, Самуэль. Вотъ скоро мы увидимъ одного очень замчательнаго
— Какого сэръ? — спросилъ м-ръ Уэллеръ, — не этого-ли, что ходитъ съ растрепанными волосами, или, можетъ быть, интереснаго его товарища въ грязныхъ чулкахъ?
— Ни того, ни другого, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ. — Этотъ арестантъ вашъ старинный другъ, Самуэль.
— Мой? Неужели! — воскликнулъ м-ръ Уэллеръ.
— Вы, безъ сомннія, превосходно помните этого джентльмена или, въ противномъ случа, память ваша слишкомъ коротка, Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Такихъ знакомцевъ нескоро забываютъ. Тссъ… Ни слова, Самуэль, ни полслова. Вотъ онъ!
Пока м-ръ Пикквикъ говорилъ такимъ образомъ, впереди показался м-ръ Джингль, выступавшій медленнымъ и осторожнымъ шагомъ. Наружность его уже не имла больше того жалкаго и унизительнаго вида, въ какомъ онъ отрекомендовался читателю въ общей тюремной зал. На немъ былъ теперь старый фракъ, освобожденный изъ-подъ залога при великодушномъ содйствіи м-ра Пикквика. Волосы его были острижены, и, казалось, онъ перемнилъ блье. При всемъ томъ, м-ръ Джингль былъ очень блденъ и тонокъ: онъ едва передвигалъ ноги, опираясь на костыль и легко было замтить, что онъ претерпвалъ ужасныя страданія отъ нищеты и постепеннаго упадка физическихъ силъ. При вид м-ра Пикквика, онъ снялъ шляпу и былъ, повидимому, очень смущенъ, когда взоръ его упалъ на Самуэля.
За нимъ, по пятамъ его, выступалъ м-ръ Іовъ Троттеръ, который, несмотря на значительную коллекцію дурныхъ качествъ, собранныхъ въ его особ, отличался, однакожъ, замчательною преданностью къ своему товарищу и другу. Былъ онъ все еще въ грязныхъ лохмотьяхъ, но щеки его не были уже такъ впалы, какъ при первой встрч съ м-ромъ Пикквикомъ за нсколько дней. Поклонившись теперь своему великодушному благодтелю, онъ пробормоталъ, въ изъявленіе благодарности, нсколько безсвязныхъ словъ, говоря между прочимъ, что его избавили отъ голодной смерти.
— Ну, полно, полно, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, съ нетерпніемъ останавливая его на половин какой-то фразы, — вы можете идти съ моимъ слугой. Мн надобно поговорить съ вами м-ръ Джингль. Можете-ли вы идти, не опираясь на его плечо?
— Конечно… да… не слишкомъ скоро… трясутся ноги… голова идетъ кругомъ… какъ будто дрожитъ земля.
— Дайте мн вашу руку, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Нтъ, нтъ, — отвчалъ Джингль, — не годится… недостоинъ.
— Какой вздоръ! — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Облокотитесь
Но видя нершимость и волненіе этого джентльмена, м-ръ Пикквикъ самъ взялъ его подъ руку и повелъ впередъ, не говоря больше ни слова.
Въ продолженіе всей этой сцены, физіономія м-ра Самуэля Уэллера выражала неописуемое изумленіе. Онъ поминутно переводилъ глаза отъ Іова на Джингля, отъ Джингля на Іова, и повторялъ по крайней мр разъ двадцать: — "Охъ, какъ! Э! Ну!"
— Самуэль! — сказалъ м-ръ Пикквикъ, оглядываясь назадъ.
— Сейчасъ иду, сэръ, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ, машинально слдуя за своимъ господиномъ.
И все-таки онъ не могъ отвести глазъ отъ м-ра Іова Троттера, который продолжалъ стоять на одномъ и томъ же мст съ понурой головою; но когда Самуэль, покорный приказанію своего господина, долженъ былъ остановиться подл него, м-ръ Троттеръ приподнялъ голову и сказалъ:
— Какъ ваше здоровье, м-ръ Уэллеръ?
— Такъ это онъ! — воскликнулъ Самуэль.
И затмъ послдовалъ продолжительный и многозначительный свистъ, послужившій несомнннымъ свидтельствомъ того, что м-ръ Уэллеръ убдился, наконецъ, въ дйствительности своихъ наблюденій.
— Обстоятельства перемнились, сэръ, — сказалъ Іовъ.
— Вижу, что перемнились, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ, обозрвая съ неописуемымъ изумленіемъ лохмотья этого джентльмена, — и эта перемна, кажется, не къ лучшему для васъ, м-ръ Троттеръ.
— Къ худшему, м-ръ Уэллеръ, къ худшему. Теперь ужъ нтъ надобности обманывать васъ. Обманъ невозможенъ. Слезы не всегда бываютъ лучшимъ и единственнымъ доказательствомъ горя.
— Это я давно зналъ.
— Плакать можно по собственной вол, когда вздумается, м-ръ Уэллеръ.
— Это вы доказали.
— Да-съ: но вотъ э_т_и в_е_щ_и, я полагаю, не слишкомъ удобно поддлывать по собственному произволу.
Говоря такимъ образомъ, Троттеръ указалъ на свои желтыя, впалыя щеки, и затмъ, выворотивъ рукавъ своего сюртука, представилъ на разсмотрніе Самуэля тонкую костлявую руку, которую, казалось, можно было бы переломить однимъ легкимъ ударомъ.
— Что вы сдлали надъ собой? — спросилъ Самуэль, отступая шагъ назадъ.
— Ничего, м-ръ Уэллеръ. Я вотъ ничего не длаю нсколько недль, да ужъ ничего почти не мъ и не пью.
Самуэль окинулъ еще разъ проницательнымъ взоромъ жалкую наружность м-ра Троттера и затмъ, не говоря больше ни слова, схватилъ его за руку и принялся тащить изо-всей силы.
— Куда вы тащите меня, м-ръ Уэллеръ? — спрашивалъ Іовъ, тщетно стараясь вырваться изъ рукъ своего стариннаго врага.
— Пойдемъ, пойдемъ, — сказалъ Самуэль.
И онъ не сдлалъ больше никакихъ объясненій до тхъ поръ, пока они пришли въ буфетъ. Здсь м-ръ Уэллеръ приказалъ подать кружку портера, и этотъ напитокъ былъ немедленно предложенъ къ его услугамъ.