Замогильные записки Пикквикского клуба

Диккенс Чарльз

— Я опасаюсь, молодой человкъ, что натура ваша не смягчилась отъ этого наказанія, — повторилъ м-ръ Стиджинсъ громкимъ и торжественнымъ голосомъ.

— Вы очень добры, сэръ, покорно васъ благодарю, — отвчалъ Самуэль. — Смю надяться, что натура моя дйствительно не мягкаго сорта. Очень вамъ обязанъ, сэръ, за хорошее мнніе обо мн. Это для меня очень лестно.

Когда рчь дошла до этого пункта, въ комнат послышался какой-то странный звукъ, весьма близкій къ нескромному и совершенно неприличному смху, и звукъ этотъ происходилъ, очевидно, съ той стороны, гд сидлъ м-ръ Уэллеръ старшій. Вникнувъ въ сущность этого печальнаго

обстоятельства, м-съ Уэллеръ сочла непремннымъ долгомъ обнаружить мало-по-малу опасные признаки истерическаго припадка.

— Уэллеръ! — закричала достопочтенная лэди своему старому супругу, который сидлъ до сихъ поръ одиноко въ отдаленномъ углу. — Уэллеръ! Выйди сюда!

— Благодарствую за ласку, душенька, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ:- мн хорошо и здсь.

При этихъ словахъ м-съ Уэллеръ вдругъ залилась горькими слезами,

— Что съ вами сдлалось, сударыня? — спросилъ Самуэль.

— Ахъ, молодой человкъ, молодой человкъ! — отвчала м-съ Уэллеръ. — Отецъ твой сгонитъ меня несчастную въ преждевременную могилу. Неужели ничто въ свт не можетъ исправить его?

— Слышишь ли, старичина? — сказалъ Самуэль. — Супруга твоя желаетъ знать, неужели ничто въ свт не можетъ тебя исправить?

— Скажи отъ меня спасибо моей супружниц, Самми, — отвчалъ старый джентльменъ, — и постарайся набить мн трубку. Трубка авось поправитъ меня, Самми.

Этотъ отвтъ еще боле усилилъ рыданіе м-съ Уэллеръ и вырвалъ тяжкій стонъ изъ груди м-ра Стилжинса.

— Что за напасти? Вотъ и опять захворалъ этотъ несчастный джентльменъ, — проговорилъ Самуэль, озираясь вокругъ. — Что вы теперь чувствуете, сэръ?

— Болзнь въ одномъ и томъ же мст, молодой человкъ, — отвчалъ м-ръ Стиджинсъ, — въ одномъ и томъ же мст.

— Въ какомъ же это?

— Въ груди, молодой человкъ, — отвчалъ м-ръ Стиджинсъ, приставляя зонтикъ къ своему жилету.

При этомъ трогательномъ отвт м-съ Уэллеръ, не владя больше своими чувствами, — зарыдала во весь голосъ и энергически выразила свое душевное убжденіе, что красноносый жирный толстякъ былъ удивительный, рдкій человкъ между всми методистами, какіе когда-либо появлялись на европейской и американской почв.

— Мн кажется, сударыня, господину пастырю хочется выпить чего-нибудь, стаканчикъ-другой-третій? Въ грудныхъ болзняхъ бываетъ это пользительно. Не такъ-ли маменька? — спросилъ Самуэль.

Достойная леди, уклоняясь отъ прямого отвта на этотъ вопросъ, бросила вопрошающій взглядъ на м-ра Стиджинса, и этотъ джентльменъ, моргая своими кроваво-красными глазами, поспшилъ приставить къ горлу ладонь правой руки, въ ознаменованіе того, что печальное зрлище дйствительно пробудило жажду въ его душ.

— Да, Самуэль, м-ръ Стиджинсъ желаетъ утолить свою жажду, — сказала м-съ Уэллеръ, печальнымъ тономъ.

— Какіе напитки вы употребляете, сэръ? — спросилъ Самуэль.

— Ахъ, молодой человкъ, молодой человкъ! — воскликнулъ м-ръ Стиджинсъ, возводя свои багровые глаза къ потолку. — Вс напитки — суета суетъ.

— Справедливо, слишкомъ справедливо! — сказала м-съ Уэллеръ, испуская тяжкій стонъ и кивая головою въ знакъ своего совершеннйшаго согласія съ мнніемъ господина пастыря.

— Въ этомъ не можетъ быть ни малйшаго сомннія, — подтвердилъ Самуэль. — Какую же суету вы предпочитаете для собственнаго употребленія, сэръ? Какая суета пріятне отзывается на вашъ вкусъ?

— Ахъ, молодой другъ мой, —

отвчалъ м-ръ Стиджинсъ. — Я презираю вс виды этихъ суетъ; но ужъ если какой-нибудь изъ нихъ мене другихъ для меня отвратителенъ и противенъ, такъ это — влага, называемая ромомъ, и въ настоящемъ случа, молодой другъ мой, я, быть можетъ, не отказался бы промочить изсохшее горло горячимъ ромомъ съ тремя кусками сахара, разведенными въ стакан.

— Это очень хорошо, сэръ; но съ прискорбіемъ я долженъ замтить, что этой-то именно влаги и не позволяютъ держать въ буфет нашего заведенія.

— О, безжалостныя, жестоковыйныя, одебеллыя сердца! — воскликнулъ м-ръ Стиджинсъ. — О, неумолимые гонители человческихъ недуговъ!

Съ этими словами м-ръ Стиджинсъ опять возвелъ наверхъ свои глаза и ударилъ себя зонтикомъ по жилету. И должно сказать правду, негодованіе достопочтеннаго джентльмена было на этотъ разъ выраженіемъ искренняго и непритворнаго чувства.

Сдлавъ еще нсколько выразительныхъ замчаній относительно безчеловчія и чудовищной жестокости содержателей тюремнаго буфета, м-ръ Стиджинсъ съ похвалою отозвался о другой влаг, называемой портвейномъ, и оказалось, по его словамъ, что эта суета можетъ, въ извстныхъ случаяхъ, служить суррогатомъ горячаго рома, особенно, если разсыропить ее теплой водой, сахаромъ и корицей. На этомъ основаніи, сдлано было соотвтствующее распоряженіе относительно бутылки портвейна, и, когда Самуэль отправился въ буфетъ, красноносый джентльменъ и м-съ Уэллеръ одновременно взглянули на м-ра Уэллера старшаго и одновременно испустили по глубокому вздоху и стону.

— Ну, другъ мой, Самми, — сказалъ старый джентльменъ, когда сынъ его воротился изъ буфета, — я надюсь, что ты надолго развеселишься посл этого родственнаго визита. Какъ теб нравится эта пріятная бесда, Самми?

— Перестань, закоснлая душа, — отвчалъ Самуэль:- прошу тебя не обращаться ко мн съ такими замчаніями. Молчи лучше и слушай.

Но эти слова, повидимому, вовсе не произвели вожделннаго результата. М-ръ Уэллеръ старшій никакъ не могъ обуздать своего страннаго припадка, и въ ту пору, какъ супруга его и м-ръ Стиджинсъ сидли пригорюнившись на своихъ стульяхъ, съ глазами, поднятыми къ потолку, старый джентльменъ принялся выдлывать въ воздух таинственные жесты, служившіе выраженіемъ его пламеннаго желанія расплющить красный носъ вышеозначеннаго Стиджинса, и было очевидно, что эта пантомима доставляла ему величайшее утшеніе и отраду. Однакожъ, продолжая выдлывать эти штуки, старый джентльменъ едва не попалъ въ просакъ; когда м-ръ Стиджинсъ припрыгнулъ со своего мста на встрчу глинтвейну, принесенному изъ буфета, голова его чуть-чуть не пришла въ соприкосновеніе со сжатымъ кулакомъ, которымъ м-ръ Уэллеръ старшій описывалъ въ воздух свои воображаемые фейерверки.

— Ахъ ты, неуклюжій старичина! — сказалъ Самуэль, поспшившій весьма кстати на выручку своего отца. — Что это теб вздумалось съ такимъ азартомъ протянуть руку въ этому стакану? Разв не видишь, что ты чуть не задлъ этого джентльмена?

— Ненарочно, Самми, ненарочно, другъ мой, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, озадаченный этимъ совершенно непредвидннымъ столкновеніемъ событій.

— Извините этого старика, сэръ, впередъ онъ будетъ учтиве, — сказалъ Самуэль, когда красноносый джентльменъ, поправляя свои волосы, снова услся на стулъ. — Какого вы мннія, сэръ, объ этой теплой сует?