Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
"Подъ вліяніемъ этого взора, физіономія его быстро начала измняться. Былъ онъ не трусъ, но краска мгновенно сбжала съ его лица, и онъ отодвинулъ свой стулъ. Я подслъ къ нему ближе и когда я засмялся — мн было очень весело, — онъ вздрогнулъ. Бшенство сильне заклокотало въ моей крови. Онъ испугался.
"— A вы очень любили свою сестрицу, когда она была жива? — спросилъ я. — Очень?
"Онъ съ безпокойствомъ оглянулся вокругъ, и я увидлъ, какъ рука его ухватилась за спинку стула. Однакожъ, онъ не сказалъ ничего.
"— Вы негодяй, сэръ, — продолжалъ я веселымъ тономъ, — я открылъ ваши адскіе замыслы противъ меня и узналъ, что сердце вашей сестры принадлежало другому, прежде чмъ вы принудили ее вступить въ ненавистный бракъ. Я знаю все и повторяю — вы негодяй, сэръ.
"Онъ вскочилъ, какъ ужаленный вепрь, высоко поднялъ стулъ надъ своею головою и закричалъ, чтобъ я посторонился, тогда какъ мы стояли другъ передъ другомъ лицомъ къ лицу.
"Голосъ мой походилъ на дикій визгъ, потому что я чувствовалъ
"— Будь ты проклятъ, извергъ! — взвизгнулъ я во всю мочь. — Я сумасшедшій! Провались ты въ тартарары!
"Богатырскимъ взмахомъ я отбилъ деревянный стулъ, брошенный мн въ лицо, схватилъ его за грудь, и оба мы грянулись на полъ.
"То была не шуточная борьба. Высокій и дюжій мужчина, онъ сражался за свою жизнь. Я зналъ, ничто въ мір не сравняется съ моей силой, и притомъ — правда была на моей сторон… Да, на моей, хоть я былъ сумасшедшій. Скоро онъ утомился въ неравной борьб. Я наступилъ колномъ на его грудь и обхватилъ обими руками его мясистое горло. Его лицо покрылось багровой краской, глаза укатились подъ лобъ, онъ высунулъ языкъ и, казалось, принялся меня дразнить. Я стиснулъ крпче его шею.
"Вдругъ дверь отворилась, съ шумомъ и гвалтомъ ворвалась толпа народа и дружно устремилась на сумасшедшаго силача.
"Секретъ мой былъ открытъ, и теперь надлежало мн бороться за свою свободу. Быстро вскочилъ я на ноги, бросился въ самый центръ своихъ враговъ и мгновенно прочистилъ себ путь, какъ будто моя могучая рука была вооружена скирой. Выюркнувъ изъ двери, я однимъ прыжкомъ перескочилъ черезъ перила и въ одно мгновеніе очутился среди улицы.
"Прямо и быстро побжалъ я, и никто не смлъ меня остановить. Я заслышалъ шумъ позади и удвоилъ свое бгство. Шумъ становился слабе и слабе и, наконецъ, совсмъ заглохъ въ отдаленномъ пространств; но я стремительно бжалъ впередъ, перепрыгивая черезъ болота, черезъ рвы, перескакивая черезъ стны, съ дикимъ воемъ, крикомъ и визгомъ, которому дружнымъ хоромъ вторили воздушныя чудовища, толпившіяся вокругъ меня спереди и сзади, справа и слва. Демоны и чертенята подхватили меня на свои воздушныя руки, понесли на крыльяхъ втра, заголосили, зажужжали, застонали, засвистали, перекинули меня черезъ высокій заборъ, закружили мою голову, и я грянулся безъ чувствъ на сырую землю. Пробужденный и приведенный въ себя, я очутился здсь, въ этой веселой кель, куда рдко заходитъ солнечный свтъ и куда прокрадываются лучи блднаго мсяца единственно для того, чтобы рзче оттнять мрачные призраки и эту безмолвную фигуру, которая вчно жмется въ своемъ темномъ углу. Бодрствуя почти всегда, днемъ и ночью, я слышу иногда странные визги и крики изъ различныхъ частей этой обширной палаты. Кто и чего добивается этимъ гвалтомъ, я не знаю; но въ томъ нтъ сомннія, что блдная фигура не принимаетъ въ немъ ни малйшаго участья. Лишь только первыя тни ночного мрака набгутъ въ эту келью, она, тихая и скромная, робко забивается въ свой темный уголокъ и стоитъ неподвижно на одномъ и томъ же мст, прислушиваясь къ веселой музык моей желзной цпи и наблюдая съ напряженнымъ вниманіемъ мои прыжки по соломенной постели".
Въ конц манускрипта было приписано другою рукою слдующее замчаніе:
"Случай довольно рдкій и не совсмъ обыкновенный. Сумасбродство несчастливца, начертавшаго эти строки, могло быть естественнымъ слдствіемъ дурного направленія, сообщеннаго его способностямъ въ раннюю эпоху молодости. Буйная жизнь, необузданныя прихоти и всевозможныя крайности должны были постепенно произвести размягченіе въ мозгу, лихорадочное броженіе крови и, слдовательно, извращеніе нормальнаго состоянія интеллектуальныхъ силъ. Первымъ дйствіемъ помшательства была странная идея, будто наслдственное бшенство переходило въ его фамиліи изъ рода въ родъ: думать надобно, что онъ случайно познакомился съ извстною медицинскою теоріей, допускающей такое несчастіе въ человческой природ. Мысль эта сообщила мрачный колоритъ дятельности его духа, произвела болзненное безуміе, которое подъ конецъ естественнымъ образомъ превратилось въ неистовое бшенство. Весьма вроятно, и даже нтъ никакого сомннія, что вс описанныя подробности, быть можетъ, нсколько изуродованныя больнымъ его воображеніемъ, случились на самомъ дл. Должно только удивляться и вмст благодарить судьбу, что онъ, оставаясь такъ долго незамченнымъ въ кругу знакомыхъ и близкихъ особъ, не произвелъ между ними боле опустошительныхъ бдъ: чего не въ состояніи сдлать человкъ съ пылкими страстями, не подчиненными управленію здраваго разсудка?"
Лишь только м-ръ Пикквикъ окончилъ чтеніе пасторской рукописи, свча его совсмъ догорла, и свтъ угасъ внезапно безъ всякихъ предварительныхъ мерцаній, шипній и хрустній въ знакъ послдняго издыханія, что естественнымъ образомъ сообщило судорожное настроеніе организму великаго мужа. Бросивъ на стулъ ночныя статьи своего туалета и кинувъ вокругъ себя боязливый взглядъ, онъ поспшилъ опять запрятаться подъ одяло и на этотъ разъ весьма скоро погрузился въ глубокій сонъ.
Солнце сіяло великолпно на безоблачномъ неб, и былъ уже поздній часъ утра, когда великій человкъ пробудился отъ своего богатырскаго сна. Печальный мракъ, угнетавшій его въ продолженіе безсонной ночи, исчезъ вмст съ мрачными тнями, покрывавшими ландшафтъ, и мысли его
Слдующіе три или четыре дня были употреблены на приготовленіе къ путешествію въ городъ Итансвилль. Такъ какъ всякое отношеніе къ этому важному предпріятію требуетъ особенной главы, то мы, пользуясь здсь немногими оставшимися строками, разскажемъ коротко исторію знаменитаго открытія въ области антикварской науки.
Изъ дловыхъ отчетовъ клуба, бывшихъ въ нашихъ рукахъ, явствуетъ, что м-ръ Пикквикъ читалъ записку объ этомъ открытіи въ общемъ собраніи господъ членовъ, созванныхъ ввечеру на другой день посл возвращенія президента въ англійскую столицу. При этомъ, какъ и слдовало ожидать, м-ръ Пикквикъ вошелъ въ разнообразныя и чрезвычайно остроумныя ученыя соображенія о значеніи древней надписи. Впослдствіи она была скопирована искуснымъ художникомъ и представлена королевскому обществу антикваріевъ и другимъ ученымъ сословіямъ во всхъ частяхъ свта. Зависть и невжество, какъ обыкновенно бываетъ, возстали соединенными силами противъ знаменитаго открытія. М-ръ Пикквикъ принужденъ былъ напечатать брошюру въ девяносто шесть страницъ мелкаго шрифта, гд предлагалъ двадцать семь разныхъ способовъ чтенія древней надписи. Брошюра, тотчасъ же переведенная на множество языковъ, произвела сильное впечатлніе въ ученомъ мір, и вс истинные любители науки объявили себя на сторон глубокомысленныхъ мнній президента. Три почтенныхъ старца лишили своихъ старшихъ сыновей наслдства именно за то, что они осмлились сомнваться въ древности знаменитаго памятника, и вдобавокъ нашелся одинъ эксцентрическій энтузіастъ, который, въ припадк отчаянія постигнуть смыслъ мистическихъ начертаній, самъ добровольно отказался отъ правъ майоратства. Семьдесятъ европейскихъ и американскихъ ученыхъ обществъ сдлали м-ра Пикквика своимъ почетнымъ членомъ: эти общества, при всхъ усиліяхъ, никакъ не могли постигнуть настоящаго смысла древней надписи; но вс безъ исключенія утверждали, что она иметъ необыкновенно важный характеръ.
Одинъ только нахалъ, — и мы спшимъ передать имя его вчному презрнію всхъ истинныхъ любителей науки, — одинъ только нахалъ дерзновенно хвастался тмъ, будто ему удалось въ совершенств постигнуть настоящій смыслъ древняго памятника, смыслъ мелочный и даже ничтожный. Имя этого нахала — м-ръ Блоттонъ. Раздираемый завистью и сндаемый низкимъ желаніемъ помрачить славу великаго человка, м-ръ Блоттонъ нарочно для этой цли предпринялъ путешествіе въ Кобгемъ и по прізд саркастически объявилъ въ своей гнусной рчи, произнесенной въ полномъ собраніи господъ членовъ, будто онъ, Блоттонъ, видлъ самого крестьянина, продавшаго знаменитый камень, принадлежавшій его семейству. Крестьянинъ соглашался въ древности камня, но ршительно отвергалъ древность надписи, говоря, будто она есть произведеніе его собственныхъ рукъ и будто ее должно читать такимъ образомъ: "Билль Стумпсъ приложилъ здсь свое тавро". Вс недоразумнія ученыхъ, доказывалъ Блоттонъ, произошли единственно отъ безграмотности крестьянина, совершенно незнакомаго съ правилами англійской орфографіи. Билль Стумпсъ — имя и фамилія крестьянина; тавромъ называлъ онъ клеймо, которое употреблялъ для своихъ лошадей. Вся эта надпись, подтверждалъ Блоттонъ, нацарапана крестьяниномъ безъ всякой опредленной цли.
Само собою разумется, что Пикквикскій клубъ, проникнутый достодолжнымъ презрніемъ къ этому безстыдному и наглому шарлатанству, не обратилъ никакого вниманія на предложенное объясненіе. М-ръ Блоттонъ, какъ злонамренный клеветникъ и невжда, былъ немедленно отстраненъ отъ всякаго участія въ длахъ клуба, куда строжайшимъ образомъ запретили ему самый входъ. Съ общаго согласія господъ членовъ ршено было, въ знакъ совершеннйшей довренности и благодарности, предложить въ подарокъ м-ру Пикквику пару золотыхъ очковъ, которые онъ и принялъ съ искреннею признательностью. Свидтельствуя въ свою очередь глубокое уваженіе къ почтеннымъ товарищамъ и сочленамъ, м-ръ Пикквикъ предложилъ снять съ себя портретъ, который и былъ для общаго назиданія повшенъ въ парадной зал клуба.
Къ стыду науки, мы должны здсь съ прискорбіемъ объявить, что низверженный м-ръ Блоттомъ отнюдь не призналъ себя побжденнымъ. Онъ также написалъ брошюру въ тридцать страницъ и адресовалъ ее семидесяти ученымъ обществамъ Америки и Европы. Брошюра дерзновенно подтверждала свое прежнее показаніе и намекала вмст съ тмъ на близорукость знаменитыхъ антикваріевъ. Имя м-ра Блоттона сдлалось предметомъ общаго негодованія, и его опровергли, осмяли, уничтожили въ двухъ стахъ памфлетахъ, появившихся почти одновременно во всхъ европейскихъ столицахъ на живыхъ и мертвыхъ языкахъ. Вс эти памфлеты съ примчаніями, дополненіями и объясненіями Пикквикскій клубъ перевелъ и напечаталъ на свой собственный счетъ въ назиданіе и урокъ безстыднымъ шарлатанамъ, осмливающимся оскорблять достоинство науки. Такимъ образомъ поднялся сильнйшій споръ, умы закипли, перья заскрипли, и это чудное смятеніе въ учебномъ мір извстно до сихъ поръ подъ названіемъ "Пикквикской битвы"