Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
"– Внушу, сэръ, непремнно внушу, — отвчало привидніе — я не понимаю, какъ вс мы были настолько глупы до сихъ поръ.
"Съ этими словами духъ исчезъ, и, что всего удивительне, господа, — заключилъ старикъ, озирая всю компанію съ замтнымъ удовольствіемъ, — съ той поры никогда не возвращалось это привидніе, и дешевая квартира освободилась разъ навсегда отъ нечистыхъ навожденій".
— Не дурно, если эта исторія не выдумана, — сказалъ джентльменъ съ мозаичными пуговицами на фрак, зажигая новую сигару.
— Если! — вскричалъ старикъ, бросая презрительный взглядъ на скептика. — Этакъ, пожалуй, — прибавилъ онъ, обращаясь
— Я никогда не слышалъ этой исторіи, — отвтилъ скептикъ, — и, конечно, не могу судить о степени ея достоврности. Разскажите, и я выскажу вамъ свое мнніе.
— Я тоже желаю слышать ее, — замтилъ м-ръ Пикквикъ, — и прошу васъ разсказать.
— Да, да, разскажите, — сказалъ Лоутонъ, — никто здсь не слышалъ ее, кром меня, да и я, правду сказать, перезабылъ ее почти совсмъ.
Старикъ обвелъ глазами вокругъ стола и покосился еще страшне, чмъ прежде; видя глубокое вниманіе, изобразившееся на лицахъ всхъ присутствующихъ, онъ улыбнулся, и въ его глазахъ блеснуло торжество. Затмъ, потеревъ подбородокъ и взглянувъ на потолокъ, какъ бы ища тамъ вдохновенія, онъ началъ свой разсказъ.
Разсказъ старика о странномъ кліент.
"Я полагаю, никому не интересно знать, гд и какъ я подцпилъ эту короткую исторію, — сказалъ старикъ. — Еслибъ мн пришлось разсказывать ее въ томъ порядк, въ какомъ она дошла до меня, мн пришлось бы начинать съ середины, a дойдя до конца, обратиться опять назадъ, къ самому началу. Достаточно будетъ сказать, что нкоторыя событія, о которыхъ въ ней идетъ рчь, случились на моихъ собственныхъ глазахъ; что касается остальныхъ, я могу удостоврить, что они дйствительно происходили, и до сихъ поръ еще живы люди, которые, такъ же, какъ и я, помнятъ ихъ очень хорошо.
"Въ Боро, въ Гайстрит, подл церкви Сенъ-Джоржа, по одной съ нею сторон дороги, какъ многимъ изъ васъ извстно, стоитъ самая тсная изъ нашихъ долговыхъ тюремъ — Маршальси. Хотя въ послднее время она стала далеко не тою грязною помойною ямой, какою была прежде, но и теперешнее ея исправленное состояніе внушаетъ слишкомъ мало искушеній для мота или утшеній для неосторожнаго должника. Осужденный преступникъ въ Ньюгет пользуется ничуть не худшимъ дворомъ, гд онъ можетъ дышать чистымъ воздухомъ и гулять, чмъ неоплатный должникъ въ тюрьм Маршальси,
"Можетъ быть, на меня находитъ чудачество, можетъ быть, я не могу отдлять этого мста отъ связанныхъ съ нимъ воспоминаній, но только я не выношу этой части Лондона. Улица широка, магазины на ней роскошные; шумъ прозжающихъ экипажей, гулъ шаговъ непрерывнаго потока людей — вс эти звуки торговыхъ, промышленныхъ и иныхъ сношеній между людьми гудятъ на ней съ утра и до полуночи. Но примыкающія къ ней улицы малы и тсны; бдность и развратъ гнойно гнздятся въ этихъ переполненныхъ густымъ населеніемъ закоулкахъ; лишенія и нищета олицетворяются сосдней тюрьмою; надъ всей этой картиной роскоши, нищеты и позора — по крайней мр, въ моихъ глазахъ — тяготетъ что-то мрачное и горькое, придающее ей непріятный, болзненный отпечатокъ.
"Многіе глаза, сомкнутые уже давно въ могил, взглядывали довольно равнодушно на эту картину въ первые дни пребыванія ихъ владльцевъ въ старой тюрьм Маршальси; они смотрли такъ потому, что первый ударъ несчастія рдко сопровождается отчаяніемъ. Человкъ еще вритъ, что онъ можетъ положиться на неиспытанныхъ друзей, онъ вспоминаетъ о многочисленныхъ предложеніяхъ
"Двадцать лтъ тому назадъ плиты тротуара подл тюрьмы топтались одною матерью и ребенкомъ, которые такъ же аккуратно, какъ само утро, появлялись ежедневно передъ тюремными воротами; часто они приходили сюда посл ночи, проведенной безъ сна, въ тревожной тоск, подъ вліяніемъ скорбныхъ думъ, удручающихъ умъ и чувство, — приходили цлымъ часомъ раньше срока, и тогда молодая мать грустно поворачивала назадъ, подводила ребенка къ старому мосту и, приподнявъ его на своихъ рукахъ, указывала ему на блестящую воду, окрашенную лучами утренняго солнца, обращала его вниманіе на шумныя приготовленія къ труду или удовольствію, которыми бываетъ полна рка въ эти утренніе часы. Мать пыталась развлечь сына этими занимательными для него предметами, но она быстро сажала его на землю и, закрывъ себ лицо платкомъ, давала волю душившимъ ее слезамъ, потому что на исхудаломъ и болзненномъ личик ребенка не проявлялось никакого удовольствія или удивленія. У него было мало воспоминаній, и вс они были на одинъ образецъ, — вс вертлись на бдности и нищет его родителей. По цлымъ часамъ сиживалъ онъ y матери на колняхъ, вглядываясь съ дтскимъ сочувствіемъ въ слезы, текущія по ея лицу, и потомъ тихонько забивался въ какой-нибудь темный уголокъ, гд рыдалъ до тхъ поръ, пока не засыпалъ. Съ той самой минуты, какъ онъ сталъ понимать окружающіе предметы, когда въ немъ началъ пробуждаться разсудокъ, онъ сроднился съ самой тяжкой дйствительностію жизни: съ ужасными лишеніями — съ голодомъ и жаждой, съ холодомъ и нищетой, и хотя по наружности и физическому развитію онъ былъ малое дитя, но не было y него ни веселости, ни беззаботнаго смха, ни сверкающихъ дтскихъ глазокъ.
"Отецъ и мать, видя такое неестественное развитіе своего ребенка, съ глубокой тоской, смотрли молча другъ на друга, не осмливаясь выразить словами тяготящія ихъ мысли. Отецъ — здоровый, сильно сложенный человкъ, который могъ бы перенести всякій трудъ и физическое упражненіе, — изнывалъ въ тсномъ заключеніи и нездоровой атмосфер переполненной узниками тюрьмы. Мать, худая, нжная женщина, склонялась подъ двойнымъ бременемъ физической и нравственной болзни; — ребенокъ видлъ все это, и молодое сердце его надрывалось.
"Наступила зима, a съ нею цлыя недли сильнаго дождя и холода. Бдная женщина перебралась въ дрянную квартиренку по близости мста заключенія ея мужа, и хотя это переселеніе было вызвано ея возраставшею нуждой, она была счастливе теперь, потому что была ближе къ нему. Въ продолженіе двухъ мсяцевъ посл этого переселенія, она и ея маленькій спутникъ поджидали времени открытія тюремныхъ воротъ, не пропуская ни одного утра. Но вотъ однажды они не явились, и это было въ первый разъ съ того дня, какъ мужъ попалъ въ тюрьму. Ребенокъ умеръ.