Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Хорошая фамилія, — проговорилъ м-ръ Пикквикъ, стараясь подавить невольную улыбку.
— A имя еще лучше, — подхватилъ м-ръ Магнусъ. — Вообразите, вдь меня зовутъ Петеромъ! Какъ вы его находите!
— Прекрасное имя — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Вообразите, вс мн говорятъ то же. Многіе мои пріятели ршительно убждены, что я сдлаюсь когда-нибудь великимъ человкомъ.
— Очень можетъ быть.
— Ну, господа, дилижансъ готовъ, если вамъ угодно, — сказалъ кондукторъ.
— Вещи мои уложены? — спросилъ м-ръ Магнусъ.
— Уложены, сэръ.
— Вс?
— Вс.
— Красный
— Уложенъ.
— A полосатый мшокъ?
— Уложенъ.
— A срый бумажный узелокъ?
— Уложенъ.
— A кожаная картонка для шляпы?
— Ничего не забыто, сэръ.
— Теперь, не угодно ли вамъ садиться? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Нтъ, нтъ, погодите, извините меня, м-ръ Пикквикъ, — отвчалъ Петеръ Магнусъ, останавливаясь на колес. — Въ длахъ этого рода я люблю совершеннйшую аккуратность; я вижу, кондукторъ виляетъ. — Эй, любезный!
— Что вамъ угодно? — откликнулся кондукторъ.
— Уложена ли кожаная картонка для шляпы?
— Да вдь ужъ я имлъ честь доложить вамъ, что ничего не забыто.
— Полно, такъ ли? куда вы ее уложили? Покажите.
Кондукторъ принужденъ былъ вынуть и показать владльцу требуемую вещь, и посл тщательнаго осмотра картонка опустилась опять подъ козла въ глубокій ящикъ. Успокоенный насчетъ этого пункта, рыжеватый джентльменъ постепенно обнаружилъ безпокойныя сомннія касательно, во-первыхъ, краснаго мшка, который могли забыть, и, во-вторыхъ, полосатаго мшка, который могли украсть. Кондукторъ снова принужденъ былъ представлять наглядныя доказательства относительно неосновательности подобныхъ подозрній. Посл всхъ этихъ церемоній, продолжавшихся около четверти часа, рыжеватый джентльменъ согласился, наконецъ, взобраться на кровлю дилижанса, замтивъ предварительно, что теперь y него гора свалилась съ плечъ, и что онъ совершенно счастливъ.
— Подозрительны вы, сэръ, Господь съ вами, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, искоса посматривая на незнакомца, когда тотъ возился на имперіал.
— Да, почти такъ, когда дло идетъ насчетъ какихъ-нибудь бездлицъ, — сказалъ незнакомецъ. — Зато въ важныхъ случаяхъ я великодушенъ, какъ маленькій ребенокъ. Теперь я спокоенъ, совершенно спокоенъ.
— Еще бы! пора угомониться, — отвчалъ м-ръ Уэллеръ. — Самми, помоги своему господину. Другую ногу, сэръ, вотъ такъ. Вашу руку, сэръ, понатужьтесь. Баста. Думать надо, сэръ, мальчикомъ вы были гораздо легче.
— Ваша правда, — сказалъ задыхаясь м-ръ Пикквикъ, продолжая взбираться на свое мсто.
— Ну, Самми, маршъ наверхъ, живй! — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Ступайте Вилльямъ, пошевеливайтесь. Берегите подъ аркой свои головы, джентльмены, нагибайтесь — вотъ такъ.
И дилижансъ покатился по Уайтчапелю, къ великому удивленію всего народонаселенія этого многолюднаго квартала шумной столицы.
— Сторона, сэръ, не совсмъ веселая, — сказалъ Самуэль, притрагиваясь къ полямъ своей шляпы, что длалъ онъ всегда, при вступленіи въ разговоръ со своимъ господиномъ.
— Справедливо, Самъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ обозрвая прочищенными очками тсную и грязную улицу, по которой катился дилижансъ.
— Замчательно,
— Что вы подъ этимъ разумете, Самъ?
— Ничего особеннаго, сэръ, только исторія вотъ какая: чмъ бдне мсто, тмъ больше охотниковъ до устрицъ. Здсь, напримръ, какъ изволите видть, двчонки почти передъ каждымъ домомъ торгуютъ устрицами на своихъ запачканныхъ скамейкахъ.
— Хорошо. Что-жъ отсюда слдуетъ?
— A то, сэръ, что, если, примромъ сказать, какой-нибудь голоштанникъ не знаетъ, что ему длать, онъ тотчасъ же выбгаетъ на улицу изъ своей квартиры и начинаетъ уписывать устрицы. Это, я полагаю, длается съ отчаянья, сэръ.
— Съ чего-жъ больше? Разумется, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій; — соленую семгу тоже хорошо употреблять съ горя, особенно, если при этомъ водится хорошая настойка для утоленія жажды. Вотъ почему, сэръ, устрицы и семга идутъ рука объ руку съ бдными людьми.
— Это, однакожъ, замчательные факты, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — я запишу ихъ въ первомъ же мст, гд мы остановимся.
Тмъ временемъ они спокойно прохали шоссейную заставу. Посл глубокомысленнаго молчанія, продолжавшагося мили дв или три, м-ръ Уэллеръ старшій вдругъ поворотилъ свою голову къ м-ру Пикквику и сказалъ:
— Странную жизнь, сэръ, ведутъ эти шоссейцы.
— Кто? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Шоссейцы.
— Что онъ хочетъ сказать? — спросилъ м-ръ Петеръ Магнусъ.
— Старикъ мой, джентльмены, разуметъ смотрителей шоссейной заставы, — замтилъ м-ръ Уэллеръ младшій объяснительнымъ тономъ.
— Ну да, конечно, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — жизнь ихъ, вроятно, заслуживаетъ вниманія во многихъ отношеніяхъ.
— Замтьте, сэръ, что все это — люди, испытавшіе большія несчастія въ своей жизни, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій.
— Какъ это?
— Не могу вамъ объяснить, только это сущая правда. Вотъ почему они удаляются отъ свта и скрываютъ свои горемычныя головы въ шоссейныхъ будкахъ. Здсь, съ одной стороны, они находятъ для себя уединеніе, a съ другой — они отмщаютъ человческому роду посредствомъ сбора пошлинъ.
— Скажите, пожалуйста, этого никогда мн въ голову не приходило, — замтилъ м-ръ Пикквикъ.
— A вещь очень простая, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, — будь они джентльмены, ихъ бы назвали мизантропами; a теперь просто-напросто величаютъ ихъ скалдырниками.
— Это стоитъ принять къ свднію, — ршилъ м-ръ Пикквикъ.
Въ такихъ разговорахъ, назидательныхъ, забавныхъ и полезныхъ, незамтно проходило время въ продолженіе этой достопамятной поздки. М-ръ Самуэль Уэллеръ говорилъ безъ устали, сообщая множество интересныхъ замчаній, поступившихъ впослдствіи въ записную книгу ученаго мужа. Съ своей стороны, м-ръ Петеръ Магнусъ интересовался знать обо всхъ подробностяхъ относительно рода жизни и спеціальныхъ занятій президента Пикквикскаго клуба. На станціяхъ Петеръ Магнусъ, для препровожденія времени и для успокоенія своего сердца, продолжалъ наводить справки относительно своихъ узелковъ и разноцвтныхъ мшечковъ.