Замок из песка
Шрифт:
— Почему? Ради такого праздника штук пять пельмешек я проглочу, нарушу-таки диету… А если ты пытаешься намекнуть, что хватит уже лепить, то я тебе скажу одно: «Не филонь!» В самом деле, Валер, гостей будет много, надо, чтобы еды на всех хватило.
И в этот момент в замке повернулся ключ. Пришел Саша, предпочитающий дверь открывать самостоятельно, а не жать на кнопку звонка с видом просителя. После защиты диплома он бегал по бесконечным собеседованиям. И я, честно говоря, не ожидала его сегодня увидеть.
Валера мгновенно помрачнел, с неудовольствием отложил
«Стряпать-то, конечно, надо, — говорили его печальные глаза, прячущиеся за толстыми стеклами нелепых очков, — но давай как-нибудь в другой раз. Ну, раздражает, раздражает меня твой любовник! Ничего поделать с собой не могу!»
Я смешно оскалилась, наморщила нос и махнула рукой. Что должно было означать: «Не обращай внимания и никуда не сбегай. Все будет нормально. Я тебе обещаю».
Валера обреченно вздохнул, пожал плечами и нехотя потянулся за следующим сочнем. В кухню уже потихоньку вплывал запах Сашиной туалетной воды.
Вскоре появился и он сам, идеально выбритый, голубоглазый, улыбающийся и, как всегда, очаровательный. Обнял меня за плечи, мило чмокнул в щеку и, брезгливо смахнув муку со свободной табуретки, присел на самый краешек.
— Как сегодня твои делишки? — Надо сказать, в голосе его почти не слышалось заинтересованности.
— Ничего, — ответила я. — Все как обычно. Все хорошо.
— Почему «как обычно»? — обиделся за меня Антипов. — Между прочим, сегодня Насте сказали, что на следующей неделе на нее придут посмотреть из театра.
— Ну-у! — Саша покачал головой и развел руками, пародируя недоверчивый восторг.
— А, кстати, зря вы смеетесь! — Валера с остервенением вонзил вилку в фарш и пару раз провернул ее, словно кинжал в теле врага. — Я, как знаток, могу сказать, что Настя за короткое время достигла очень больших успехов. Это трудно, это больно, и далеко не каждому дано…
— По-моему, ребята, вы слишком серьезно ко всему этому относитесь. Не нужно таких драматических страстей… Помнишь, Настюш, как ты сама смеялась над теми, кто живописует ужасы балета? И из всех этих ужасов знает только «восемь часов у станка», как горе-меломан «Полонез» Огиньского?.. Балет как балет. Работа как работа… Настенька, конечно, молодец, но…
— Значит, вы относитесь к этому как к обычной учебе в вашем техническом вузе, например?
Саша подошел к холодильнику, достал минеральную воду и выпил, не отрываясь, чуть ли не полбутылки. Потом расстегнул верхнюю пуговицу своей просторной шелковой рубашки и взглянул на Антипова с веселой, чуть-чуть снисходительной улыбкой.
— Вам интересно, как я ко всему этому отношусь?.. Могу объяснить. Я считаю, что Настя могла лучше устроиться в жизни, если бы все-таки закончила институт… Да, балерины прекрасно выглядят: худенькие до самой старости, пряменькие. Но они всю жизнь занимаются тяжелым физическим трудом. Это имеет смысл, если быть Плисецкой, Улановой… Но всю жизнь мучить себя, чтобы прыгать в массовке?.. На мой взгляд, лучше пить чай и
— Так вам кажется, что ваша любимая женщина достойна только того, чтобы танцевать в кордебалете?
— Я вас умоляю! — Сашенька насмешливо сморщился то ли выражению «любимая женщина», то ли антиповскому вопросу вообще. — Конечно, конечно, она — восходящая звезда! Но, заметьте, я ничего зазорного не вижу в том, что женщина не сделает карьеру… Женщина должна быть просто женщиной. Эти штучки-дрючки с карьерой важнее для нас, мужиков. Правда?
Валера угрюмо насупился. После аспирантуры он никак не мог найти нормальную работу и писал в какой-то лаборатории дешевенькие программы. Саша об этом знал.
— Да, кстати, звездочка моя, — проговорил он, усаживаясь снова на табуретку и с шутливой брезгливостью обирая комочки теста с моих пальцев. — У меня тут кое-что наметилось с работой. В общем, как раз послезавтра у меня важная встреча… Жаль, что именно в день твоего рождения, но ты ведь понимаешь?..
Я, конечно, понимала. Тем более что Саша все-таки пообещал прийти на самое начало праздника. И для него, как будто для Иволгина, я надела длинное, в пол, голубое платье из японского шифона. Для него втиснула свои покрытые кровавой коростой и полосками лейкопластыря ноги в узенькие туфли с ремешками и стразами. И только ему улыбнулась светло и ласково, войдя в комнату в нежном флере летящей ткани и настоящего изысканного «Пуазона».
На столе стоял именинный пирог, украшенный с Валеркиной подачи маленькой морковкой и капустным листом. Вокруг овощного ассорти дрожали восемнадцать крошечных язычков пламени. Разноцветные свечки потихоньку оплывали, парафин капал на пластмассовые подставки. А в воздухе висел прозрачный звон серебряных колокольчиков.
Я не сразу сообразила, что играет музыкальная шкатулка. И заметила ее тоже не сразу. Шкатулка, оказывается, пряталась за пирогом. Вместо традиционной фарфоровой балеринки, замершей в классическом аттитюде и медленно кружащейся вокруг собственной оси, на ее крышке умещался целый танцевальный дуэт. Партнер в сплошном черном трико, тоже фарфоровый и тоже глянцево блестящий, поддерживал балеринку за талию, а сам стоял перед ней на одном колене. Изначально, еще на фабрике, он был задуман голубоглазым блондином, но фантазия Никитиной и жирный черный маркер превратили его в жгучего черноглазого брюнета. Больше ничем он Алексея не напоминал, но намек и так был достаточно прозрачен.
— Спасибо! — сказала я и ответила заговорщической улыбкой на Ларискино подмигивание.
Саша, как всегда, отличился хорошим вкусом и чувством меры. Он вручил мне серебряный гарнитур из сережек и колечка с чернью и маленькими фианитами. Подарок был не настолько дорог, чтобы поставить меня в неловкое положение, и не настолько дешев, чтобы его мог сделать просто приятель.
А еще Саша попел вместе с нами под гитару, порассказывал анекдоты, даже станцевал два медленных танца, легонько касаясь губами моего виска. Потом озабоченно взглянул на часы и покачал головой.