Замок из песка
Шрифт:
Я не стала объяснять ему про ушибленную спину. Тем более что уже через минуту, задрав на мне футболку, он сам увидел огромный багровый синяк.
— Да, тяжел, тяжел труд российской балерины!.. Тебе, наверное, и двигаться больно?
— Нет, — мотнула головой я.
Тогда он, подхватив меня под колени, пересадил на пол, а сам разложил диван и накрыл его свежей простыней из комода. Батистовая простыня, лежащая внутри дивана, тоже была еще совсем свежая, но я возражать не стала. Как не стала спорить и с тем, что Саша,
Мне было невыносимо скучно скатывать с бедер лосины, расстегивать бюстгальтер и выключать торшер. Скучно и как-то гадко целовать его почти безволосую грудь с темно-коричневыми кружками сосков. Гадко и унизительно-привычно раскидывать ноги в стороны, задирая колени к ушам. И слушать при этом надсадный, болезненный стон, с которым он входит в мое бедное, измученное тело.
— Ох, ну и коленочки у тебя, сладенькая! Это же уколоться можно… Или поцарапаться! — приговаривал Сашенька, удобно устраиваясь между моих ног. — А ребрышки! На тебе прямо как на стиральной доске…
И снова вдавливал мои плечи глубоко в скрипящий пружинами диван и терся вспотевшим лбом о мою равнодушную и холодную щеку…
— Ну, «на лошадку» я тебя сажать сегодня не буду. Ты у нас больная, — заявил Саша, когда сеанс закончился и он откинулся на спину с видом привычно-удовлетворенным. Судя по всему, ему больше ничего и не хотелось, но, как «истинный мужчина», он не желал ударить в грязь лицом и поэтому предпочел свалить все на женщину. — Отдыхай, Настик, лечись. А то с такой спиной декольте тебе не носить…
— А ты что, уходить собираешься? — спросила я, приподнимаясь на локтях и щелкая выключателем торшера.
— Да, сегодня есть еще кое-какие дела. И потом, ты же знаешь, я новую квартиру себе подыскал. Обставлять там все надо, генеральную делать…
Он снял со спинки стула рубаху, осторожно встряхнул ее, взяв двумя пальцами за плечи, заботливо почистил ногтем большого пальца помутневшую металлическую клепку.
— А с Ливневой у тебя что? Серьезно? — спросила я напрямик.
Саша несколько удивленно приподнял брови, но посмотрел внимательно и испытующе, совсем как тогда, на остановке.
— Серьезно?.. Я и сам еще не знаю. Возможно, серьезно. А что?
Он был честен, как палач, объявляющий приговоренному, что будет больно.
— Что, она очень хороша как женщина? Лучше меня? Опытнее, наверное?.. Более «сладенькая» и коленки не колются?
— Ну при чем тут это? — Саша почти брезгливо поморщился и присел на край дивана. — Наташа неординарная личность, очень интересный человек… Она ведь, представляешь, сама всего добилась на телевидении, хотя начинала буквально с нуля! Просто пришла на конкурс дикторов. И шанс-то был — один из тысячи. Наташка ведь заикалась в то время…
Похоже, Ледовской собирался живописать
— А на Регинку она тоже похожа? — зло выкрикнула я, прекрасно понимая, что сделаю ему больно.
Но он не вздрогнул, не застыл со своими высококачественными итальянскими плавками в руках. Просто пожал плечами:
— Да нет, вряд ли… Хотя, может быть, что-то есть.
Такая реакция решительно не укладывалась у меня в голове. Я, прикусив нижнюю губу, подтянула одеяло к подбородку и на секунду задумалась.
— Настенька, Настенька… — прервал мои размышления Саша. — Помнишь, что я тебе сказал тогда? «Все проходит»… Все, понимаешь?
— И Регинка тоже прошла?
— И Регинка.
— Давно?
— Ну, в общем, достаточно…
— Значит, и историю ты эту тогда рассказал, чтобы меня разжалобить? Прямо мексиканский сериал! И злые родители тебе, и любовь, словно у Ромео и Джульетты, и потерянный ребенок, и монастырь… Что еще нужно!
— Ты только не передергивай, да! — Саша нахмурился. Правда, всего лишь на секунду. — Когда-то это и в самом деле было больно, а потом… Да и не о Регинке сейчас надо говорить…
— А о ком же? О нас с тобой? — Я попыталась насмешливо повести бровями, но это получилось у меня довольно посредственно. Пришлось спешно отвернуться и сделать вид, что тянусь за футболкой.
— И о нас с тобой тоже не надо. Ты же прекрасно все понимаешь: взрослые люди — повстречались, разошлись…
— Да, я все понимаю и даже приветствую…
— Ну, вот и хорошо, — бросил он уже от двери. — Кстати, все время хотел спросить, но как-то неудобно было… Что это за мужик у тебя над диваном висит?
— А это… — Ярость, тоска и обида переполняли мою грудь. — Это, между прочим, тот самый мужик, на которого ты похож!
Я специально сказала: «на которого ты похож», а не «который похож на тебя», чтобы обидеть побольнее. И снова нервической реакции не последовало. Саша не поленился снять туфли, вернуться в комнату и внимательно изучить портрет на стене. Судя по выражению лица, он или не нашел сходства, или счел его для себя нелестным.
— Н-ну… — неопределенно промычал он, подтягивая носки и снова всовывая ноги в серые «саламандры», — тебе, конечно, виднее…
Потом надавил указательным пальцем на кончик моего носа и ушел…
Я рыдала два дня. Слава Богу, что в четверг в связи с прорывом канализации в училище отменили занятия. Никитина, конечно, утешала меня, но как-то без энтузиазма:
— Ну ты же сама говорила, что он — только жалкое подобие Иволгина? Что и фен, дескать, у него в тумбочке, и овечки на футболке дурацкие?..
— Ну и что, что овечки?! — всхлипывала я.
— Не знаю что. Ты же гундела, что это признак женственности.