Замуж — никогда
Шрифт:
Аня провожала глазами каждый автобус, тормозящий возле консерватории, но Диму не видела. Она посмотрела на часы — двадцать семь минут шестого. Он, конечно, придет, еще три минуты. Целых три минуты… Аня подняла глаза… Дима шел к ней и улыбался. Господи, какая у него улыбка! Он остановился. Ее ноги приросли к асфальту, она не могла дышать, но это был не испуг — это было счастье. Счастье видеть его и понимать, что сейчас она услышит его голос. Они будут идти рядом, потом сидеть друг возле друга. Несколько часов.
— Привет! Давно ждешь?
—
— Как дела? — спросил Дима.
И она прочла в его глазах то, что чувствовала сама: «Я так рад тебя видеть, я так соскучился по тебе…», и ее лицо перестало пылать…
— Хорошо. — Одной рукой Аня еще крепче сжала ремень сумки, висящей на плече, а другую сунула в карман джинсов, ее любимых, с высокой талией. Они ей идут — в них ее бедра кажутся не такими узкими.
— Я знаю одно местечко напротив библиотеки Короленко, там очень уютно, — сказал Дима.
— Тогда… тогда пошли?
— Пошли. — Он взял портфель в другую руку, и тут перед ними выросла Надя.
— О! Приятная встреча. — Она криво усмехнулась и окинула Аню оценивающим взглядом. — Слушай, Дима, — сказала Надя таким тоном, как будто они только что прервали разговор, — я забыла сказать, что до пятницы мы с тобой должны получить командировочные и выкупить бронь на самолет.
Дима сузил глаза, втянул носом воздух и затоптался на месте, как конь, которого остановили на бегу.
— Да, я знаю.
— Я завтра поеду в центральную бухгалтерию, а ты?
— Нет, я завтра туда не поеду. — Дима шагнул в сторону. — Извини, мы спешим.
— А ты нас не познакомишь? — Надя вскинула красиво изогнутую бровь и покосилась на Аню.
Дима бросил на сотрудницу взгляд, полный упрека, но она даже глазом не моргнула и расплылась в улыбке.
— Аня, познакомься, пожалуйста, это моя коллега Надя, — сухо сказал он, злобно косясь на бывшую.
— Очень приятно. — Надя кивнула.
«А ты та еще стерва», — подумала Аня и вложила в ответную улыбку всю слащавость, на которую была способна.
«А ты не такая уж серая мышка, какой кажешься с первого взгляда», — сверлила Надя глазами свою соперницу.
— До свиданья, — сказал ей Дима и увлек Аню к пешеходному переходу.
В кафе было шумно, но их это не испугало — всю дорогу они ничего не видели, мало говорили и оба хотели одного — сесть в укромном уголке и смотреть друг другу в глаза…
Четыре часа пролетели как одно мгновение.
— Неужели уже начало десятого? — Аня с недоверием взглянула на стрелки часов. — Хм… Да, действительно. — Она испуганно вздрогнула. — Я не позвонила Женьке! — Девушка вынула из сумки телефон. — Девять пропущенных звонков, а я ничего не слышала… — Аня почувствовала себя виноватой и нажала кнопку вызова.
Брат ответил мгновенно:
— Я уже не знаю, куда бежать! Ты где?
— Я… в кафе напротив библиотеки Короленко.
— А почему ты не звонила? Я же просил! Почему ты не отвечала
— Женечка, прости, я не слышала, — лепетала Аня, — тут музыка, шумно…
— Ладно… Хорошо, что позвонила, — серьезным тоном сказал Женя. — Когда дома будешь?
— Скоро.
— Знаю я твое «скоро»! Надеюсь, он тебя проводит?
— Конечно.
— Ладно, давай, я жду…
Аня положила телефон в сумку, и у нее на душе заскребли кошки — она совсем забыла о Женьке! Такое с ней впервые!
— Что, выговор получила? — Дима улыбнулся, но его улыбка показалась Ане грустной и растерянной.
— Ага.
— Еще посидим?
— Нет, — ее улыбка была виноватой, — мне надо идти.
— Тогда пошли…
Аня встала, повернулась лицом к двери и почувствовала на затылке его горячее дыхание. Она обернулась и встретила его взгляд. Дима нежно взял ее за локоть. Она вздрогнула, и горячая волна скатилась от затылка к бедрам. В животе вдруг запорхали бабочки. Аня порывисто вздохнула. Дима отпустил ее руку, но она еще долго чувствовала его прикосновение — кожа буквально горела в том месте, где только что были его пальцы…
На улице, пройдя несколько метров, они остановились. Не сговариваясь. Он молча изучал ее лицо. Она молча изучала его лицо. Они не видели прохожих, не замечали автомобилей — жизнь вечернего города набирала силу, но для них она не существовала. Легким касанием пальцев Дима провел по ее скулам, подбородку, шее, как будто хотел узнать, из чего она сделана. С каждой секундой ему было все труднее смотреть на Аню, и он, медленно опуская веки, приблизился к ее губам.
Инна тяжело переживала смерть мамы, и ее горе усугублялось чувством вины — отца она любила больше. Вот если бы она так же сильно любила маму, может, та и не умерла бы? Чем дальше, тем чувство вины все крепче опутывало сердце девочки. А однажды Саша взял ее за руку и спросил:
— Инночка, ну скажи, что с тобой происходит?
Она сказала, заплакала, а он… Он обнял ее и поцеловал. В губы. Его губы пахли борщом. Саша сказал, что у нее очень доброе сердце, что тетя Валя все видит, он точно это знает, и не обижается на нее. Да, Саша был особенным мальчиком, из-за болезни. Она не озлобила его, как многих, даже наоборот, в нем было много сострадания и жалости к людям, животным, птицам. Даже к муравьям — он всегда осторожно обходил муравьиные дорожки. И на мир он смотрел не так, как большинство людей, а гораздо глубже. Он с детства понимал, что в жизни важно, а что — сущие пустяки. Частенько Инне казалось, что его душа лет на тридцать старше тела, и девочка светилась от переполнявшего ее счастья, что такой замечательный парень дружит с ней! А его семья, уходящая корнями в добропорядочные немецкую и украинскую семьи, любила Сашку больше сестрички, родившейся здоровенькой и крепенькой, но она на это не обижалась.