Замуж за мажора
Шрифт:
— Ты попал, придурок… — отрывисто бросает он нашему обидчику.
Усевшись на задницу, тот матерится.
Отклонившись, Барков заглядывает в лицо дедули, спрашивая:
— Может скорую?
Оххх…
— Да какую скорую… — отмахивается дед, а я думаю о том, чтобы и правда ее вызвать!
От страха за его сердечное давление всхлипываю, неловкой кучей пытаясь выбраться из сугроба.
— Знаете его? — снова обращается к деду Барков.
Кивнув, дед стряхивает с шапки снег.
Передо мной вырастает
Кусая до боли губу и глядя в его склоненное надо мной лицо, пытаюсь не реветь на весь парк. В свете фонарей я вижу, что его черные глаза мечут молнии, а когда отодвигает с лица шарф, вижу, как сжаты его красивые губы.
— Он тебя ударил? — спрашивает, метнув взгляд на урода в соседнем сугробе.
Сглотнув застрявший в горле комок, отрицательно мотаю головой.
Его рука сжимает мое плечо через пуховик. Сам он одет в легкую куртку и спортивные штаны. На его щеках красные пятна от мороза и бега. Мои щеки тоже горят, только это от приступа паники… Он дал по лицу этому отбитому дегенерату не задумываясь ни на секунду. Я бы тоже дала, если бы могла.
— Спасибо, — выдавливаю хрипло.
Дубцов не двигается с места, отгородив меня своим высоким жилистым телом от остальных. Поднеся к губам запястье, дергает зубами липучку на перчатке, и через секунду моей мокрой щеки касаются его тёплые пальцы.
Перестаю дышать, застигнутая врасплох!
— Испугалась? — спрашивает тихо.
Большим пальцем очень осторожно стирает влагу с моей щеки. Осторожно и… нежно… Вздрогнув, медленно опускаю веки и приоткрываю губы, чтобы выпустить из себя воздух вместе с облаком пара.
— Угу… — отвечаю так же тихо, как и он, будто этот разговор принадлежит только нам двоим и больше никому.
Его палец обводит контур моего подбородка и задевает нижнюю губу.
Распахнув глаза, смотрю на него исподлобья. С напряжением смотрю в его глаза, пытаясь понять — случайность это или нет. Глаза напротив моих неподвижные и непроницаемые, как это чёрное небо над головой…
Убрав от моего лица руку, Дубцов вдруг всем видом изображает «ни в чем не бывало». Это настораживает, потому что я… понятия не имею, верить этому или нет. Ведь я вижу его четвертый раз в жизни, но моя кожа, там, где он ее касался, покалывает даже после того, как он делает шаг назад и бросает:
— Как тебя зовут?
— Аня… — отвечаю на автомате.
Подобрав с земли мою сумку, протягивает мне со словами:
— В полицию поедем?
Несмотря на то, что это было бы справедливо, я знаю, что дед этого не захочет. Метнув на него глаза, вижу, как водружает на седую голову свою старомодную шапку, беззвучно шевеля губами.
Мне становится дико его жаль. Внутри ноет, ведь я знаю — такое он не скоро забудет.
Подняв глаза на Кирилла, неуверенно говорю:
— Мы лучше домой…
Размяв
Господи, Калинина!
— Подвезти? — вдруг предлагает Кирилл.
— Я… — теряюсь, снова начиная дурить. — Эм-м-м…
Его лицо принимает скучающее выражение, и это приводит в смятение даже сильнее, чем его предложение. Если я ему не интересна, тогда я не собираюсь навязываться или… флиртовать. Я все равно не умею! Даже несмотря на то, что у меня под кожей зудит от его присутствия в одном шаге.
— Мы живем за стадионом, — говорю упрямо. — Пять минут. Так что мы пешком…
Посмотрев через плечо, Дубцов задумчиво тянет:
— Ааа…
Пф-ф-ф…
Отряхнув колени, собираюсь обойти его и убраться подальше от этого парка, по которому теперь всегда буду ходить с опаской, но Кирилл одним движением натягивает на руку перчатку, говоря:
— Тогда пошли.
— Что? — смотрю на него с опаской.
— Пошли, — повторяет, раскачиваясь на пятках.
Глава 9
— Как учеба, Кирилл? — За напряженным скрипом снега под ногами голос деда звучит совсем не бодро.
Держась обеими руками за его локоть, кошусь вправо. Туда, где находится Дубцов. Шагая по правую дедову руку, он смотрит вперед, отвечая:
— Как по маслу.
Они знакомы? Глупо. Конечно же знакомы, ведь Дубцов лицо Универа. Ну или одно из его лиц, а дед, он читает лекции по философии у трех факультетов и его все обожают, потому что он родился для этого — чтобы читать свои любимые лекции. Мой дед умеет поддержать любой разговор, и сейчас я рада этому, как никогда, потому что сама я понятия не имею, что говорить.
Напарник нашего провожатого куда-то испарился, как и наш обидчик. Но я не думаю, что это спасёт его от отчисления. И если на этом не настоит дед, то это сделаю я. Обещаю себе это, как клятву.
— Это хорошо, хорошо… — будто самому себе бормочет дедуля. — Умные люди во все времена нужны.
— Если вы про меня, то спасибо, — «скромничает» тот.
— Про тебя, про тебя, — посмеивается дед. — Это тебе спасибо. «Попали» мы с Анютой, так теперь говорят?
— Не то слово… — шепчу я.
— Так точно, — отзывается Дубцов.
— Дураков везде хватает, — продолжает дед.
— Согласен…
— Анна, — вдруг сурово обращается он ко мне. — А ты-то куда полезла? У нас вроде в семье дураков не было…
— А что мне было делать? — спрашиваю возмущенно.
— Позвать на помощь. — Дубцов решает просветить меня лично, и его голос звучит грубо.
Будто меня… отчитывают?
— Кого? — спрашиваю так же грубо, ловя на себе его взгляд. — Белок?
— Людей.
— В следующий раз пущу сигнальную ракету.