Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
Шрифт:
– Сюрприз, говноед! С возвращением!
Юнец распрямился, уперев руки в тощие бедра. С той поры он порядком погрузнел. А ведь когда-то он носил брюки с обхватом пояса всего в тридцать два дюйма. Славные были деньки.
– Теперь взгляни сюда, – прозвучал другой голос, более низкий, но тоже принадлежавший ему.
Мы зачастую удивляемся, слыша себя в магнитофонной записи. А он в течение каких-то тридцати секунд услышал со стороны свой голос в двух разных вариантах – из далекого и из близкого прошлого.
Заранее страшась того, что увидит, он перевел взгляд на второго мужчину и тотчас опознал в нем относительно недавнего себя. Такую
– Понял, кто мы такие?
Он и без того был ошеломлен, а этот вопрос добил его своей нелепостью. Но надо было как-то среагировать, и он ограничился кивком. «Недавний он» кивнул в ответ.
– Это хорошо, а вот я долго не мог понять.
– А я врубился с первой секунды, – гордо заявил тинейджер.
– Может, заткнешься, наконец? Если ты такой умный, как ты очутился здесь?
Сидя на земле, он наблюдал за двумя ранними ипостасями самого себя. Было очевидно, что эти двое терпеть не могут друг друга.
– А ты чего зенки пялишь? – накинулся на него юнец, стараясь говорить как можно более страшным голосом.
Но сидевший на земле человек знал, что это блеф. Он помнил, как в свои семнадцать лет прилагал массу усилий к тому, чтобы выглядеть крутым чуваком. В ту пору он тусовался с компанией отморозков, колючих, как кактусы, и опасных, как ручные гранаты на взводе. Он вовсе не был крутым, но соображал неплохо и сумел внушить остальным, будто он свой в доску, – и одного этого было достаточно, чтобы без лишних проблем прожить те непростые годы.
С головой он дружил всегда, но сейчас, оказавшись в столь немыслимой ситуации, впервые в жизни понял, что обретенное таким путем ощущение достаточности может быть обманчивым. Ибо, при всей его изворотливости, расчетливости, лжи и притворстве, по прошествии лет что он имел в итоге? Жену, бросившую его ради другого; должность клерка среднего звена в конторе, интересной разве что своим названием; квартиру с видом на магазинчик уцененных ковров и паласов. В их конторе недолгое время проработала одна шустрая дамочка, которая как-то мимоходом обронила: «Я вытрахалась из низов на средний уровень». Тогда эта фраза показалась ему забавной, но не более того. И вот теперь, настигнутый безжалостным прозрением, он осознал истинный смысл этих слов. Ведь и он сам схожим манером «выхитрился» на средний уровень, но лишь затем, чтобы застрять здесь навсегда.
– Аллилуйя! Наш приятель узрел свет истины, – объявил тинейджер.
Тот, что постарше, помог ему подняться на ноги (с громким щелчком коленных суставов) и сказал:
– Добро пожаловать в клуб.
Зрение теперь уже восстановилось полностью, и кровь застыла в жилах от того, что он увидел на ночной проселочной дороге.
Их здесь было полным-полно. В кроссовках и майках, в двубортных костюмах, в шортах-бермудах, в форме детской бейсбольной лиги. Постриженные на разный манер, с лицами, варьирующимися от очень худых до уже начинающих расплываться.
И все это был он.
Лишившись дара речи, взирал он на собственные ипостаси. Они походили на ожившие фотографии из семейного альбома. Тут присутствовал он в семь, двенадцать, семнадцать, девятнадцать лет. Расклешенные брюки и длинные ногти были из того периода, когда он сразу по окончании колледжа упорно пытался освоить игру на гитаре. А вот свежий порез на руке, полученный им при падении с велосипеда, – сколько ему тогда было? Одиннадцать?
Они
Ему пришлось напрячь остатки сил, чтобы шепотом выдавить из себя пару вопросов, обращенных ко всем и ни к кому конкретно:
– Что это значит? Почему я здесь?
– Потому что с тобой все кончено. Твое время истекло, да ты и сам уже это понял, – сказал семнадцатилетний. – Потому что теперь ты подобен всем нам: использован и выброшен, как сигаретный окурок.
Недавний он сочувственным жестом положил руку ему на плечо:
– Это правда. Мы все здесь – один и тот же человек, но этот человек все время растет, или стареет, называй как хочешь. Каждый из нас – это всего лишь один этап. А когда твой этап пройден…
Семнадцатилетний подвинул его плечом:
– Отвали, я объясню популярнее, а то тебя слушать – со скуки сдохнешь. – Он приблизил лицо почти вплотную к лицу новичка. – Человеческая жизнь подобна пачке сигарет. Все очень просто. В пачке двадцать штук, так? Ты выкуриваешь одну, остается девятнадцать. А что ты делаешь с чинариком? Бросаешь на землю и забываешь о нем – мол, сам догорит и погаснет. Да только мы не гаснем, хотя об этом никто не догадывается, пока сам не попадает сюда. Вот как ты сейчас. В том и состоит великая тайна жизни. Все мы… – юнец описал рукой широкую дугу, охватывая присутствующих, – все мы в одной пачке. Одна жизнь. Один человек. Но ты понимаешь это лишь после того, как тебя докурили и выбросили. А тогда уже слишком поздно.
– Значит ли это, что я – то есть ОН – умер?
– Нет, конечно же! Не будь таким эгоистом. Он только что прикурил новую сигарету от твоего чинарика.
Похоже, эта фраза особенно нравилась семнадцатилетнему и кое-кому из прочих, судя по взрыву идиотского хохота.
Все еще отказываясь верить, он посмотрел на недавнего себя – единственного в этой компании, кто проявил к нему сочувствие. Но тот ограничился кивком, подтверждающим слова юнца.
Он оглядел толпу – повсюду был он сам в разные периоды жизни. Значит, все так и есть. Иных объяснений просто не существовало.
– А что случится со мной, то есть с НИМ?
– Нам-то откуда знать? – сердито откликнулся кто-то, плохо различимый в темноте. – Все, что мы можем, – это сидеть и ждать, когда наша компания пополнится очередным отбросом вроде тебя. Балдежно, да?
«Балдежно»? Господи, он уже и не помнил, когда в последний раз слышал это дурацкое словечко. Может, в семидесятых? «Балдежный прикид», «обалденные сиськи», «нехило прибалдели субботним вечерком»…
Караул, спасите!
Так началась первая ночь по эту сторону его жизни, но в конечном счете все оказалось не так уж плохо. Мальчишка-бойскаут – то есть он сам в бойскаутскую пору – развел костер. Другой (в пижаме) притащил коробку с хот-догами и пончиками. Семнадцатилетний не выпускал из рук любимый нож с выкидным лезвием, вскрывая банки и кромсая все подряд. Многие из них расселись вокруг костра, угощаясь и болтая о том о сем. Некоторые легли спать, в первую голову самые младшие. Кто-то попытался подбить остальных на исполнение хором старых шлягеров, но кто-то другой сказал ему заткнуться – далеко не все тут знали эти песни.