Занимательная геометрия
Шрифт:
И эти нервные метания, будто маятник раскачивался между полюсами, больше всего вынимали душу: поверить, простить, ждать и надеяться, или простить и навсегда забыть?
Не давали покоя темные глаза, которые снились и мерещились, то с упреком, то с надеждой, то с обидой, то с мольбой о прощении и любовью. И память о том, как напоследок его руки касались её пальцев.
Мишу к себе, после того единственного раза, больше не подпускала. Болезнь оказалась очень удобным предлогом: жарко, холодно, тесно, душно, и невозможно, когда что-то давит…
Весь этот бред воспаленного и измученного мозга вдруг показался мелочью и глупой выдумкой. Ровно в тот момент, когда Вера осознала себя стоящей у кабинета Палыча. Тогда она поняла, что все её пытки и метания — бред, не стоящий внимания и потраченного времени шефа. Как объяснить взрослому, серьезному, ответственному человеку, да еще и начальнику, что на неё нашло? Какая муха заставила бросить филиал, который в ней нуждался, и рвануть домой, никого не спрашивая?
Ей было стыдно и, впервые, по — настоящему страшно. Нет, не криков, угроз и оскорблений боялась, а того, что придется посмотреть в глаза человеку, в неё поверившему, и увидеть в них разочарование. Поняла, что не сможет сказать и слова, внутри все сковало холодом, и даже челюсти сжались с такой силой, что не смогла бы разжать для простого приветствия.
Помогла помощница шефа, Галочка, милая и приветливая, всем и всегда улыбающаяся девушка (не к месту вспомнилась вечно недовольная Лариса, но Вера с усилием отогнала эти мысли). Галя ободряюще подмигнула, и почти подтолкнула Веру к двери в кабинет:
— Давай, иди, не съест же он тебя, в самом деле.
Так проще оказалось сделать первый шаг. Который стал и последним. Зашла, прикрыла за собой дверь, да так и осталась на месте.
— Ну, заходи, Вероника. Что ты, как чужая, мнешься там? Хоть посмотреть на тебя, такую… смелую. Давно ж не виделись, а ты прячешься…
— Здравствуйте, Александр Павлович… — Выдавила с усилием. Но подойти смогла.
— И тебе не болеть. Присаживайся, давай, в ногах правды нет. — Шеф сверлил взглядом, но Вера понять не могла, что в его глазах крылось. Исподлобья смотрел, так, что неудобно вглядываться. — Что-то бледненькая ты… Устала, не выспалась после каникул?
— Да нет, простыла… До конца не отошла.
— Ясно. Тогда выздоравливай скорее. — Он сделал внушительную паузу, во время которой девушка извелась, не зная куда спрятать глаза. — Рассказывай, как ты докатилась до жизни такой?
— Какой, Сан Палыч? — Вздохнула, чувствуя, что сил нет говорить загадками.
— Ну, такой вот… — Он перебрал, демонстративно, какие-то бумаги. — Категорически отказывается она, уволиться хочет… А если, действительно, уволиться предложу?
— Ваше право, Александр Павлович. Скажете — уволюсь. Я же вам написала…
— Это всегда успеется. Так серьезно все? Если бы пару дней подумать, а потом решать, стала бы пороть горячку?
— Да. И это — не горячка. Я обо всем подумала, и много раз.
— Хм… И что же такого Денис натворил, что ты вот
— А это важно?
— А сама как считаешь? От лучшего директора филиала сбегает один из самых перспективных работников… Тут впору огорчаться… То ли директор не такой и лучший, то ли с перспективным работником фигня какая-то, и я облажался…
— Директор хороший, не сомневайтесь! — Это вырвалось без её желания. Сначала сказала, а потом пожалела.
Но было поздно: шеф услышал. Ухмыльнулся хитро…
— Даже, значит, так? — Вера лишь кивнула головой, нервно сглатывая. Осознавая, что выглядит совсем уж глупо…
— Хороший, говоришь, директор? Значит, это ты — плохая? Или я что-то путаю?
— Не знаю… Нормальный он. Просто я с ним больше не могу работать. Никаким образом.
— Да уж… Ответ, достойный профессионала…
Вера опустила голову еще ниже… Ей раньше только казалось, что сгорает от стыда. А вот сейчас она, действительно, сгорала…
— Вероника. — Он дождался, пока снова поднимет глаза и посмотрит прямо. — Я же говорил тебе раньше о том, что нельзя принимать решения под властью эмоций?
— Да. Говорили…
— А ты послушала и сделала все наоборот. Правильно?
— Александр Павлович, ну, так же нельзя с людьми обращаться! Это же свинство!
— Как? Объясни мне, Вероника. Что именно нельзя? Что такого Денис тебе сделал? Я хочу понять.
Уже прекрасно зная, что будет выглядеть глупо, Вера вывалила свой главный аргумент:
— Он меня в шпионаже обвинил! Представляете? Как можно работать, после этого? Лично я — не представляю.
— Он обвинил или заподозрил? Вот так тебе прямо и сказал: " Вероника, ты виновата. Я знаю, что ты шпионишь и продаешь все наши секреты на сторону"? — Голос Палыча сквозил насмешкой и усталостью. Благо, что еще не брезгливым был…
— Не знаю… Теперь уже ничего не знаю… Звучало, как обвинение. А что он там себе думал, понятия не имею…
— Ну, вот. И ты, не разбираясь, приняла решение.
Снова тяжелая, давящая тишина. Вера понимала, что от неё ждут какого-нибудь ответа. Но ничего больше говорить не собиралась. Как объяснить начальнику, что эта причина была последней каплей? Что она просто не могла находиться рядом с Денисом, дальше? Или, все-таки, смогла бы, хорошо все взвесив и откинув глупые обиды? Не каяться же ей во всех грехах, и в главном — в их связи с Дэном?
— Или что-то еще случилось, о чем я не знаю, а вы мне оба не говорите?
Она помотала головой. Такой ответ не устроил. Шеф ожидал чего-то еще.
— Нет. Не случилось.
— Ага. Понял. — Внезапно, мужчина, до этого вальяжно сидевший в кресле, резко придвинулся к столу, навис над ним, всем видом излучая какую-то угрозу. — Тогда скажи… А ты не в курсе, с чего он, вдруг, решил разводиться?
Вот теперь она окончательно потерялась. Только хлопала ресницами, беспомощно глядя в лицо шефу, в надежде, что ей послышалось, что не было такого вопроса…