Занимательная геометрия
Шрифт:
Только сейчас, глядя на девушку, он понял, что в душе всколыхнулась и радость, и гордость, и какая-то дурацкая надежда… а горечь ушла. Будто её и не было.
Вика похорошела. То ли волосы стали темнее, то ли красилась ярче, то ли румянец на щеках, горящий от волнения, так её украшал. Он вновь почувствовал жадность. Желание спрятать подальше, чтобы не пялились всякие, вроде его соседа, недостойные… Глупое желание, понятно, однако, слишком неугомонное, чтобы от него избавиться…
Честно признаться, Денис так и не понял ни слова из её речи. Лишь снова с гордостью отметил, что Вику засыпали вопросами, на которые она долго и подробно отвечала.
Вера не любила выступать перед незнакомыми людьми. И перед знакомыми — тоже не очень ей нравилось. Но, как назло, вчера у Андрея сел голос. Неожиданная реакция на кондиционеры и пересушенный воздух самолета. Он мог только сипеть, шипеть и кивать головой. Иногда — произносить пару слов, но с очень большим усилием. Было очень смешно наблюдать, как мучается человек, обычно словоохотливый, если не сказать — болтливый. Приходилось прятать улыбку, глядя на его усилия, чтобы не обидеть.
Веселье закончилось, когда он вечером постучал в её номер и больше жестами, чем словами, объяснил, что зачитывать речь на конференции придется ей. Тогда накрыла паника, душная. Нет, Вера, теоретически, знала, о чем должен говорить её коллега — сама же и готовила, и правила несколько разделов, часть данных помогала собирать… Но знать текст и озвучивать его — совершенно разные вещи…
И теперь, когда все закончилось, и она уже отстрелялась, даже не могла вспомнить, что несла… все было, как в тумане.
И если бы не большой палец, поднятый Андреем, не восхищение в его глазах, она бы уже сбежала и спряталась под замок, чтобы пережить позор.
Сейчас-то можно было расслабиться: успеха они добились, и явного. Но какое-то смутное беспокойство мешало свободно вздохнуть. Вера постоянно хотела оглянуться. В поисках чего — не знала. Но до самого вечера ей будто жгло затылок и спину, между лопаток…
Это ощущение прошло, лишь когда она спряталась в номере. Свалилась без сил на кровать, думая, что не нужно уже ничего: ни внимания, ни контрактов, ни поздравлений от начальства и коллег (Андрей, хоть и без голоса, успел растрепаться по почте и в смс, благо, там не нужны были рабочие связки). Хотелось уснуть и проснуться уже завтра, перед самым отлетом, и больше не ходить ни на какие встречи.
Но тревога и волнение, зародившиеся днем, не дали расслабиться. Через усилие она приняла душ, занялась макияжем и прической, отдала горничной платье, чтобы погладила…
Вроде бы, немного времени ушло на привычные сборы, но что-то не давало покоя: она то собирала волосы, то распускала, поправляла стрелки до того тщательно, что пришлось все смывать и заново краситься.
Будто специально оттягивала момент выхода, когда нужно будет спуститься и пройти в огромный зал, его еще и найти в этом сложном здании не мешало бы…
Опомнилась, лишь когда звякнула смс от Андрея: " Ты где? Я уже полчаса тебя на входе жду…". Подхватилась, набирая уже на ходу: " Сейчас буду".
Как обычно, Вера на секунду замешкалась на входе в зал, опешив от количества людей, шумных, нарядных, расслабленных и не очень, от звона вилок
Фуршет оказался банкетом. Всех рассадили по местам, согласно сложной схеме, и Вера оказалась одна среди незнакомых людей. Мужчин, в основном, вполне себе приличных и приятных, но их внимание напрягало.
С трудом наблюдала, когда началось и закончилось первое, второе и сколько-то еще выступлений, раздумывая, когда уже можно будет сбежать, не нарушая приличий. Момент, когда ведущий объявил первый перерыв для того, чтобы размяться, перекурить, выйти на воздух, был самым долгожданным для неё. Поднялась чуть ли не первой среди заядлых курильщиков.
Оказалось — не зря. Потому что балкон, огромный, больше похожий на террасу, опоясанный широкими мраморными перилами (наследие советского монументального прошлого), через минуту заполнился гомоном уже слегка нетрезвой толпы людей. Вера по опыту знала, что этот гомон с каждым перерывом будет становиться все шумнее и развязнее, постепенно перетекая в пьяный бред и выкрики "ты меня уважаешь?".
Респектабельные товарищи, вскарабкавшиеся к вершинам жизни, умные, представительные, грамотные, в этом состоянии мало отличались от гостей шумной деревенской свадьбы: под парами алкоголя слетала вся шелуха, и все скрытое становилось явным.
Нет, она ничуть не осуждала этих людей, не было отвращения и неприязни… Просто хотелось остаться одной, чтобы никто не мешал побыть в тишине, расслабиться, но без лишних бокалов…
Она дождалась, пока люди наобщаются, покурят, и, так же активно, как высыпали на улицу, схлынут в зал. Осталась, наконец, одна, радуясь, что никто не обратил внимания и не начал приставать.
В этот вечер дышалось на удивление легко: откуда-то потянуло ветерком, разгонявшим тягучую влажную жару, невыносимо тяжелую днем. Одного было жалко: море с этого балкона не просматривалось. Лишь темные силуэты гор, да огни большого, шумного курортного города. Одна лишь радость: дерево магнолии, свесившее ветви прямо над балконом. Веру завораживали эти крупные, великолепные цветы, их лепестки, будто покрытые глянцем…. Казалось, что какой-то неизвестный мастер создал их руками, в несметном количестве, а потом темной ночью развесил на ветвях, чтобы люди смотрели и восхищались…
Она уже потянулась к одному, чтобы аккуратно погладить пальцем, когда услышала шум, вырвавшийся из открытой двери, затем дверь закрылась, в тишине раздались шаги.
Оборачиваться не стала: если человек умный, то догадается, что ей не хочется ни с кем говорить. Если не очень умен, то лучше, тем более, не показывать свой интерес. Пожалела сейчас, что некому позвонить и просто поболтать, ни о чем, чтобы показаться занятой…
Шаги приближались. И можно было не сомневаться, что они направляются в сторону Веры. Кому-то, видимо, захотелось общения с женщиной. На этой конференции их было до неприличия мало… Что, конечно же, не могло не радовать искательниц приключений, но Вера себя таковой не считала.