Занимательная история Георгия Золотова и ему подобных
Шрифт:
– А ты думал? – Маша игриво заулыбалась и легко закурила сигарету, теперь Гоша хоть и был сбит с толку, но решил, что эта девушка – для него.
Именно такой дерзости в его жизни и не хватало, в его понимании это же было и смелостью, и храбрым преодолением сложившихся устоев. С того момента Георгий провожал Марию домой каждый раз, независимо от того была она на смене одна или с тетей Таней, и градус пошлых подшучиваний от других грузчиков над молодой девушкой понизился – они поняли, что она занята. Гоша вовсе не был тряпкой, но и забиякой не слыл тоже: парни уважали его. Через неделю среди рабочих ни у кого уже не осталось сомнений, что у них сложилась романтическая пара: ребята вели себя очень пристойно,
Молодые влюбленные не знали, что вскоре им предстоит прощаться еще более страстно, так как грядет призыв, а Гоша практически достиг восемнадцатилетия, и октябрь беспощадно скомандует «Разойдись!».
6
Людмила знала, что этот день наступит, она особо не беспокоилась, парень у нее рос приличный: учился, работал, очень стал походить на мужчину, еще чуть-чуть и он станет 180-сантиметровым 18-летним солдатом. А вот Маша была разбита: уже четыре месяца она не мыслила жизни без своего грузчика, именно она ежедневно наблюдала обожающие глаза, именно она видела, как Гоша делал что-то впервые. Казалось, что вместе они – непобедимы.
Маша вселяла в парня уверенность, говорила, что ему нужно учится и что он способен добиться чего угодно. Они вместе забирались в поезда и уезжали туда, куда он их увезет, но уже к вечеру возвращались домой. Гоша не мог поверить, насколько удивителен мир, в котором можно все – любить разную музыку, осуждать старших, проявлять инициативу. Маша стала его наградой. Они не думали о чем-либо более серьезном, не говорили о своих отношениях с родителями, а просто наслаждались друг другом, вместе гуляли, вместе курили, Маша знакомила Гошу со своими друзьями, и они весело потягивали пиво или вино под звуки чьего-то хриплого голоса, кто знал репертуар Высоцкого, и его вечно сменяющего друга, исполняющего «Машину времени», а иногда даже бывали на квартирниках.
В это время только-только, то тут то там начали проводить концерты, что стало отличной альтернативой тем самым квартирникам. Вот только до Павлограда это новшество еще не дошло. Гоша, парень из очень средненькой семьи, не был отъявленным меломаном, поэтому Маша очень помогала ему в социализации, ведь она была современной и яркой. Он был очень рад узнать ее с этой стороны, так как до того первого вечера, когда он проводил ее домой, парень был совершенно убежден в том, что эта девушка – ледяная статуя, которая живет в хрустальном доме, где царят порядок и благочестие. И только ее кудрявые локоны вносили в образ некую свободу – они развевались сами по себе, отдельно от выглаженной униформы и умных, очаровательных глаз.
Глаз, от которых осенью 23 октября 1980 года ему пришлось отказаться на целых два года. В это не верилось, но вместе с тем Гоша знал, что армия – это капитал для будущего, это статус и это то, что он должен сделать для своей родины. Будучи комсомольцем, он твердо верил в это, особенно когда приходил на собрания: там его вера становилась несокрушимой. Но по окончании он сталкивался с самим собой, а потом с Машей, а потом и с теми санитарами, которые не доглядели за его отцом – не наяву, конечно, в мыслях, – и вера блекла… То отпускала, то возобновлялась, то отпускала… – так и жил.
Отправляли Гошу с верой, но и со страхом, именно так характеризовалось то место, та армия, 40-я. Второй год Афганской войне, служить парню пришлось еще до того, как командование учло геологическое расположение горячей точки – горы и пустыни усложняли ситуацию. А Гошину ситуацию усложняли не только горы и пустыня, но отсутствие Марии. Он не мог поверить в то, что ему пришлось пережить накануне
Он был уверен, что теперь они – одно целое, он верил в нее больше, чем в комсомол, ведь сам комсомол никогда не верил в него так, как Мария. Он лишь отнял ее у парня, вырвал из его объятий, дал надежду, даровал свет и тут же погрузил во мрак, пыль и огонь – огонь, пылающий не в сердцах двух влюбленных, но в огонь, сжигающий человеческую плоть. Во мрак – не тот, который наступает перед рассветом, где два молодых тела сгорали от любви, а тот, что открывался очередью из автомата, выпущенной в девятилетнего ребенка с таким же точно автоматом в тонких детских руках. А тот даже не кричал, а просто неслышно обрушивался на землю, и в этом мраке можно было увидеть, какую жизнь бы он мог прожить – слезы и смех женщины, которая восемь-десять лет назад открывала жизнь новому человеку… Как и мать того, кто эту жизнь забрал – Гошина мать.
У Гоши так и не получилось привыкнуть ко всему, что там происходило, так и не удалось угомонить свою комсомольскую, как оказалось, кристально-чистую фантазию, а может быть, это человек внутри него не сдавался, не давал озвереть… Или это была Маша?
Дни тянулись бесконечно долго, ночи проползали бесконечно страшно. Говорят, что душа вне времени, вне пространства, говорят, что для настоящей любви расстояние – не преграда… Люди много чего говорят: например, что служить своей родине – это наивысшая награда. Вот только как Георгию убедить себя в этом? В теории звучит прекрасно, гордо, достойно, но Гоша бы все отдал сейчас за капитализм, в котором он и Мария выращивали бы овощи и исследовали рынки сбыта, или демократию, где, даже если бы этого не случилось, он бы смог без разного рода осуждения поселиться в вагончике и называть себя ребенком природы, обменивать питание на услуги, улыбки на прикосновения своей Маши. Конечно, он так не думал, конечно, он об этом не знал, и конечно – это не вся правда…
Георгий часто писал Марии, этот процесс его радовал, а когда он получал ответ, чувствовал себя так, будто бы поборол смертельную болезнь. Однажды Маша получила письмо, в котором как-то особенно трогательно описывалась любовь молодого человека:
«Маш, Маша, привет.
Моя Маша… Какой же здесь ад…
Маш, Маша, если бы не ты, я бы не смог. Я думал сегодня о тех прогулках, о тех вечерах, когда я тебя провожал домой, о тех сумасшествиях, которые мы проворачивали… Когда я видел, как ты близка со своими друзьями и как близки становились мы, я думаю о том, что до тебя никогда не испытывал таких чувств.
Мне иногда хочется быть цыганом. Не подумай, я не сошел с ума, просто мне так захотелось стать цыганом, не принадлежать ни одному государству, не быть обязанным родине, следовать только зову своего сердца, тогда даже воровство кажется романтичным, Маш, а может, я и есть цыган, ведь я тоже воровал, ну ты понимаешь, о чем я… Но самой ценной добычей для меня стало твое сердце. Я бы украл коня, и мы с тобой бы ускакали вдаль, наблюдая закат, стали бы подрабатывать, петь песни в поле, а ты такая красивая, что меня бы сразу приняли за своего, только подзагореть бы еще чуточку. Хочешь стать моей цыганкой? Представляешь, у нас будут дети, маленькие цыганчата, я знаю, зрелище со стороны еще то, но у нас все будет по-другому, я больше, чем уверен, что братья и сестры-цыганчата имеют абсолютно особенные отношения, они могут любить друг друга, могут драться, но всегда поделятся последним и умрут друг за друга, вместе они – маленькое автономное государство, подчиняющееся только главному офису – нам, родителям.