Занимательная история Георгия Золотова и ему подобных
Шрифт:
Маш, ну вот я опять, ну зачем мне все эти системы, цыгане ведь свободны, они свободны не только телом, но и разумом, я бы мог стать Новым Цыганом, я так устал… Я так устал от всего, я хочу свободы, хочу быть собой, чувствовать, что именно от меня зависит мое будущее, что, выбрав путь, он приведет меня к цели, я знаю, что не как все… Маша, я люблю тебя, я самый сильный, пока ты со мной.
Я не писал маме на прошлой неделе, пожалуйста, передай ей привет и скажи, чтоб не волновалась, Андрюше скажи, чтоб молился о том, чтоб война закончилась, ему здесь не понравится…
Маш, люблю тебя, вспоминаю твои волосы и представляю
Это стало самым длинным письмом в истории их отношений, потом Гоша писал еще:
«Маш, Маша, я очень скучаю…
Твое письмо, наверное, не дошло, просто хочу, чтоб ты знала, что я его не получил, или же ты, может, очень занята. Какие у тебя новости, прошло уже больше месяца с последней весточки от тебя… Как учеба, работа? Надеюсь на скорый отпуск. Должен сказать, что только мысли о тебе меня спасают, нельзя так говорить, особенно ввиду ситуации, но я бы убил кого-нибудь за встречу с тобой. Пиши, Маш, люблю тебя».
А потом:
«Маша, Маш, как ты там?
Я очень переживаю, у меня проблемы с другими солдатами, я весь на нервах, почему не пишешь, или пишешь, или адрес потеряла, пожалуйста, найди время – ответь. Я люблю тебя! Люблю до смерти, но теперь еще и злюсь, знаю, не нужно, но ты не пишешь, солдаты подшучивают, я их убить готов. Маша, я люблю тебя! ЖДУ!»
Гоша не мог не переживать, обычно его голова взрывалась от шума взорвавшихся гранат, но теперь еще и из-за его девушки – он просто не мог выдержать разлуки, не мог смириться с молчанием.
У Маши был свой взгляд на вещи: она-то ведь не была на войне, и винить ее за это не приходится. Но время шло, квартирники продолжались, Маша была красавицей, умницей, и однажды она встретила другого парня… Конечно, все случилось не сразу, и ей с ее девичьего взгляда казалось очень гуманным оставить Георгия в покое и не оставлять ему надежды – просто разорвать все отношения. Вот только ему сообщить она забыла.
Георгий же в то же время смотрел в будущее словно аист, нашедший свою половинку, и ее молчание виделось ему лишь препятствием, которое они должны были преодолеть. Он боялся, что Мария заболела, опасался всего, что только могло случиться, но даже не мыслил о предательстве. Девятнадцать лет – это сложно; 19 лет и война – это ад; 19 лет, война и предательство любимой – это жизнь.
И Георгий очень скоро должен был встретиться с жизнью один на один, с той жизнью, к которой его вера в комсомол, его война в Афганистане, его мать Людмила, его порывы в любви, все вместе взятые знания никак не могли помочь – ведь все рухнуло.
Эти все знания не только не помогали, но и рвали душу, бестелесную материю – но она кровоточила, жгла и душила. Все образы – с похорон его отца, все с того самого момента, как он застал свою плачущую мать на кухне, с того самого дня, когда он впервые почувствовал голод и убил первого ребенка в своей жизни – все это выплеснулось на него будто из огромного чана с кипятком… А потом он палил, палил, палил из своего автомата, и уже будучи подстреленным, не прекращал кричать, хотя физической боли практически не было.
В реальном мире, после окончания боя, вернее, после окончания стрельбы именно в том переулке, два сослуживца, сговорившись из укрытия, молниеносно подхватили Георгия на руки и вбежали с ним в укрытие. Там санитары насчитали пять пулевых отверстий.
В отпуск Гоша так и не отправился, был нетранспортабелен.
Пули не зацепили жизненно-важные органы, но сделали походку Георгия узнаваемой – все, кроме пятой, у самого мозга, удалось удачно извлечь, теперь они продолжат свое существование в мешочке. Пять пуль – это сердце Гоши, которое освинцевалось,
Гоша вернулся ветераном и инвалидом. Под трибунал его не отдали, так как не были доказаны неправомерные действия, но также в отчете было указано, что он храбро закрывал своих товарищей от пуль, за что и получил медаль. И все знали, от командиров до собратьев, отчего Гоша вдруг стал героем, отчего перестал бояться чужих автоматов. От того, что ему свою жизнь уже было не жаль, он с радостью бы с ней в тот день распрощался – но ангелы распорядились иначе. Ему и представить было сложно, что его ждало впереди, перед каким выбором снова его поставит жизнь.
7
Красивый, подтянутый, в военной форме, всего за несколько месяцев возмужавший Гоша предстал перед матерью. Парень – мечта, парень – картинка. Во дворе собрались люди, он слышал аплодисменты, встречали его громко и воодушевленно. Гоша тоже радовался, но очень по-своему. Надежда уже прожженного солдата все же теплилась, и он вместе с радостными чувствами от встречи с матерью с боязнью высматривал свою Марию.
Конечно, ее там не было, конечно, он знал, конечно, ему донесли, конечно, от девушки останется лишь воспоминание, а хромота – подтверждением его реальности.
Что и говорить, разбитое сердце молодого человека – горькая история. Но она не единственная в своем роде, таких Гош тысячи по всему Союзу, и как оказалось, что и по всему миру – ведь он существует – Георгий его видел. Его мать тоже это видела, только в глазах сына: они стали куда более осмысленными, там была целая история, радуга чувств и уже достаточно видимые морщины, которые никак не уродовали парня, но напротив придавали ему настоящей мужской красоты и привлекательности. Только его мать не видела в них ничего хорошего, только она бы предпочла уберечь его от невзгод, оставить его лицо нетронутым горем и болью, укрыть, отрезав доступ к ее сыну всех мирских бед. Но оттого-то Людмила и была хорошей «правильной» матерью: она никогда не показывала свои эмоции, была не только матерью, но и учителем. Она ясно понимала, что должна дать своему сыну жить своей жизнью, принимать свои решения, делать свои ошибки – иначе мужчиной ему не бывать никогда. Даже если ее сердце разорвется однажды на сотни тысяч осколков от переживаний о нем, в свидетельстве о смерти будет описана смерть от естественных причин – ни больше ни меньше.
Андрюша же не находил себе места от гордости, ему хотелось крикнуть на весь мир, что его брат – настоящий герой. Андрюша был хорошем братом: он не завидовал, не пытался соперничать, только если немножко, он просто воспринимал факты как таковые: когда нужно – радовался, когда нужно – грустил. И тем более ситуация с Марией ему казалась не столь важной в сравнении со званием народного героя и медалями.
Побыв пару дней дома, Георгий решил, что не сможет больше подрабатывать грузчиком на том же складе по понятным причинам, но прийти туда ему все же было необходимо – дела есть дела. Стоило ли сомневаться, что молва о его геройстве пронеслась по маленькому городку, и все мужики встречали его сильными хлопками по плечу, были там и новенькие, но те так же сразу понимали в чем дело и уважительно смотрели вслед. Каково же было удивление Гоши, когда он увидел Машу – теперь она носила совершенно другую прическу, обрезала кудри, и волосы чуть-чуть доходили до плеч. Эта стрижка повлекла за собой большие изменения в облике Маши. Нет, она не стала менее красивой, просто стала другой… может, этот год подействовал на всех? Или Георгий просто стал относиться к ней по-другому? Кто знает… Известно лишь то, что солдат еле справился со своим дыханием, увидев ее, он тысячи раз проигрывал эту встречу в голове, тренировался, подыскивал слова, но его сердце в буквальном смысле начало танцевать танго, и сложно было определить, кто ведет.