Запад-81

Лозицкий Николай Алексеевич

Только закончив обработку последнего раненого, док и фельдшер вспомнили, что даже не обедал. Шофер автоперевязочной сбегал к костру, где готовили пищу, принес по порции доктору с фельдшером. Теперь можно было и расслабиться. Я, док и водитель легли на носилках рядом с палаткой. Фельдшер пошел готовить умершего солдата к погребению. А у нас всех сон не шел, слишком богат был день на события, в течение дня получил немало отрицательных эмоций, переутомился, наверное.

Через несколько минут раздался дикий крик Куренного у нас над головами:

–

Товарищ старший лейтенант, там..., там...

– Что там Слава?
– голос дока был почти спокоен.

– Там, это, по-моему, он живой!
– трясущимися губами, почти шепотом говорил Куренной, показывая рукой в сторону носилок с покойником.

Соболевский резко сел на носилках, настолько это было неожиданно. Быстро поднялся и поспешил с фельдшером, где стояли носилки. Вспомнил, что когда выносили этого худощавого солдата из палатки, кто-то из медиков сказал: "Прямое попадание в сердце. Жаль парня, хороший был солдат!". В сумерках послышался голос дока:

– А почему ты решил, что он живой?

Было хорошо видно как Соболевский включил фонарик и освещает им носилки.

– Я начал ему руки на груди складывать, уже собирался связать их бинтом, а у него пальцы пошевелились.

Док откинул в сторону простыню и распахнул хебешную гимнастерку на солдате:

– Ранение в область сердца, проникающее.
– Повернув тело на бок, заглянул за спину парню и добавил: - Выходного отверстия нет. Значит, пуля сидит там, может, прямо в полости сердца. Оперировать надо немедленно, если он еще жив. Но такую операцию мы с тобой не проведем, Слава, а эвакуировать нельзя, не довезем! Значит что?

– Что?
– На автомате повторил Славик.

– Будем оперировать!

Он снял с шеи свой фонендоскоп, приставил к левой половине груди. Послушал. Переставил рядом, опять послушал. Медленно поднял голову и растерянно произнес:

– Ни звука! Как это понимать?! Сердце не работает!

– Не может быть, товарищ старший лейтенант! Я четко видел, что пальцы у него шевелились!

Тут на шум подошел военврач:

– Что случилось коллеги?

– Да вот, фельдшер утверждает, что солдат жив, видел как у него пальцы шевелились... а сердцебиение не прослушивается!

Феофанов приложил пальцы на сонную артерию:

– Точно, пульс есть, значит сердце работает! Разрешите?
– Военврач протянул руку к фонендоскопу, док без слов передал его.

Прикладывая его несколько раз к левой груди солдата, он только повторял:

– Чудеса!
– Повернувшись и передав фонендоскоп назад, добавил:

– Как и Вы коллега, не смог прослушать сердцебиение! Посмотрите пульс на сонной!

Славик опередив Соболевского, приложил два пальца к шее солдата и через несколько секунд сказал:

– Есть! Точно есть!

Совершенно сбитые с толку, врачи, растерянно поглядывали на фельдшера. Тот тоже выглядел озадаченным.

Неожиданно док замер, и , приложил обе свои ладони под соски

тяжелораненого и победно улыбнулся.

– Так и есть!!! Это же редчайший случай анатомического строения человека! Сердце расположено в грудной полости в правой половине!

Он тут же прижал фонендоскоп к правому соску.

– Есть! Сердце работает! Пусть ослаблено, но работает!

Соболевский крикнул шофера, приказав ему осторожно со Славой нести раненого в салон автоперевязочной. Феофанов придержав нашего дока за рукав, сказал:

– Коллега, не будете против, если я тоже поучаствую?

– Хорошо.
– И бросился в сторону автоперевязочной.

Пока шофер с фельдшером укладывали раненого на стол, врачи надевали халаты, обрабатывали руки йодом и спиртом.

– Представляете, как повезло этому парню! Ведь тот кто стрелял, не знал об этой особенности расположения сердца. Теперь мы просто обязаны его спасти.
– С жаром говорил военврач.

– Слава, сделай мне укольчик кофеина, чтобы я не свалился с ног.
– Протягивая пару ампул и снимая белый халат с одного плеча. Фельдшер кивнул, поставил укол.

– А Вы коллега как себя чувствуете, не хотите уколоться?

– Вы правы, это необходимо сделать, операция предстоит непростая, надо быть в форме.

Постепенно к нашей палатке подходили проснувшиеся солдаты. Кто то из них, уже в десятый раз пересказывал удивительную новость. Потоптавшись с полчаса, бойцы стали постепенно расходиться, остались трое - самые настырные, они хотели обязательно первыми узнать как закончится операция. Прошло еще наверное минут пятнадцать, водитель автоперевязочной по приказу дока отправился спать к себе в кабину. Прикурив сигарету один из оставшихся солдат спросил:

– Товарищ лейтенант, как Вы думаете, он будет жить?

– Хотелось бы, но к сожалению не от нас с тобой это зависит.

– Да, я понимаю, теперь все зависит от врачей.

– Если бы только от них, один мудрец как-то сказал: Все будет так, как надо, даже если будет иначе!'

– Все во власти Всевышнего.

– Ты что парень, в Бога веришь?

– Товарищ лейтенант, Вы не подумайте ничего такого! Меня бабушка в деревне воспитывала, и часто с собой брала на службу.

После этого объяснения, многие непонятные моменты в поведении этого солдата стали мне понятны. Среди солдат своего взвода этот парень отличался какой то повышенной скромностью. От него никто не слышал матерных слов, был аккуратен, исполнителен и никогда не жаловался. Он как ослик спокойно и ровно тянул службу, за что получал насмешки от остальных. Отношение к нему изменилось ранней весной, когда в городском саду ребенок побежал за мячом и провалился под лед пруда. Сначала никто ничего не понял, пришли в себя когда он, держа ребенка на руках, по грудь в воде выходил на берег. Девочку и его сразу закутали в шинели, мать ребенка была в тихой истерике, а он улыбался тихой такой улыбкой.