Западная война
Шрифт:
– Но ты же говоришь, что никому нельзя.
– Каламбур?
– Бессмыслица. Я, порой, тебя не понимаю, отец.
– Тебе кажется, что я сказал многозначительную глупость? Только честно.
– Да. – С трудом выдавил Ярослав.
– И ты усомнился в моих умственных способностях?
– Да. – Уже легче произнес старший сын и сделал ход. – Шах.
Николай улыбнулся.
– Когда жертва начинает сомневаться, что соперник ей равен, на самом деле она сомневается в своих собственных интеллектуальных способностях. – Сказал он и сделал
Ярослав, охваченный некоторым раздражением, сделал свой ход практически не задумываясь.
– Серьезно? – Удивился Император. – А, впрочем, какой победитель думает о поражении.
И сделал ход.
Ярослав свой. Снова почти не думая.
Еще ход.
Еще.
Еще.
– Правда?
– Да!
– Прекрасно! – Произнес Император и сделал свой ход. – Шах и мат.
– Черт! – В сердцах воскликнул Ярослав и чуть не ударил по шахматной доске.
– Не выражайся! – Грозно прикрикнула на него бабушка, которая присутствовала также в этом зале и с огромным интересом наблюдала за такими играми. Каждый раз, если могла, она старалась прийти. Как, впрочем, и супруга монарха – Клеопатра.
– Чтобы победить, - произнес Николай Александрович, - я должен был скармливать тебе маленькие кусочки, заставляя поверить, что ты сам их выиграл, потому что ты умен, а я, стало быть, глуп. В каждой игре всегда есть тот, кто ведет партию, и тот, кого разводят. Чем больше жертве кажется, что она ведет игру, тем меньше она ее в действительности контролирует. Так жертва затягивает на своей шее петлю.
– Но… это ведь не честно! Это уловка!
– Это победа.
– Твоя победа! Не моя! Как я научусь побеждать?
– Чтобы поумнеть, играй с более умным противником. Или ты думаешь, что легкие победы сделают тебя лучше? Когда ты станешь Императором всем вокруг будет плевать на то, честно они тебя обманули или не очень.
– Но… я не понимаю.
– Ты потерял контроль над собой. Увлекся соблазном. И попался в ловушку. Твои эмоции взяли верх. Не позволили увидеть ситуации в целом.
– Но ты дразнил меня!
– Привыкай. Ты – будущий Император. Ты будешь всю жизнь на витрине – в фокусе всеобщего внимания. Тебя будут дразнить. Тебя будут провоцировать. Тебя будут оскорблять. Тебе будут льстить. Чего только не будут делать. Причем непрерывно. А все для того, чтобы вывести на эмоции и воспользоваться тобой для решения каких-то своих проблем. Ты понимаешь?
– Эмоции… - мрачно произнес Ярослав. – Они… иной раз я их не в силах сдержать. Они меня просто переполняют.
– А почему тебя охватывают эмоции, ты понимаешь? Почему Святополк разозлился понимаешь?
– Нет, - после долгой паузы ответил старший сын.
– Если в каждом из нас что-то такое, о чем обычно мы даже не подозреваем. То, что мы стараемся отрицать до тех самых пор, пока не будет слишком поздно. Это то, что заставляет людей по утрам подниматься с постели, не выспавшись, и идти на работу. А потом терпеть, когда их доминает занудный и, безусловно, тупой начальник. Терпеть кровь,
– Нет.
– Все дело в том, что нам хочется показать другим, какие мы на самом деле хорошие, красивые, щедрые, трудолюбивые, забавные и умные, - произнес Николай Александрович и, скосившись в сторону Всеволода, подмигнул ему. Тот хмыкнул и немного смутился. – Люди – это наркоманы, сидящие на игле одобрения и признания. Мы готовы на все, лишь бы нас похлопали по плечу в той или иной форме. Даже когда бунтуем или стремимся разрушить все вокруг. Мы все хотим, осознанно или подсознательно, чтобы тот маленький мальчик, что живет внутри нас, завоевал очередную медальку или с гордостью сел натирать до блеска свой любимый кубок. Это все сводит нас с ума[1].
– Жутко, Ники… - покачала головой Вдовствующая Императрица Мария Федоровна.
– Полностью с тобой согласен, мама. Жутко. Но, к сожалению, мы не более чем обезьяны, всего лишь нацепившие костюмы цивилизации. Под самым красивым павлиньим хвостом скрывается обычная куриная жопка. Такова природа человека. Ее не изменить. Она данность. А то, что нельзя преодолеть, нужно использовать.
– А для того, чтобы что-то использовать, это нужно осознать, - произнес Всеволод.
– Именно, - кивнул Император…
Они еще немного посидели и разошлись. А уже перед самым сном Николай Александрович зашел в комнату к Клеопатре и устало присел в кресло у камина. Потер лицо и посмотрел на супругу с печалью.
– Тебя что-то тревожит?
– Наши дети.
– Что-то случилось? – Вскинулась она.
– Сева… ты ведь заметила?
– Он… он сложный мальчик.
– Он-то как раз правильный… был бы… Император. Но он младший. И это опасно. Крайне опасно.
– Он не пойдет против своих братьев.
– Он уже идет. Сева мог бы и промолчать, но он не упустил возможности их унизить. Очень аккуратно. Ужалил и сразу отступил, вроде бы он нечаянно и без задней мысли. Но от этого не менее болезненно. Понятно, что дети – жестоки. Однако ты видела, как на него смотрели Таисия и Серафима? Девочки все прекрасно поняли. Скорее почувствовали. А он молчали смеялся им в лицо одними глазами. И это уже не первый раз. Конфликт нарастает. Парня явно задевает то, что он младший. Острый, изворотливый ум, упорство и воля. Гремучая смерть. Если бы они не были моими детьми, то я бы не поставил на старших ни копейки.
– Ты хочешь убрать Севу из «Великой сотни[2]»?
– Нет. Я просто не знаю, что делать. Их конфликт неизбежен. Старших задевает, что «мелочь пузатая» умнее их. Из-за чего они его третируют. А он, взамен, возвращает им сторицей при любом удобном случае. И как возвращает. Я боюсь… очень боюсь, что они начнут усобицу после моей смерти. Или даже раньше.
– Слава проиграл из-за слов Севы? Или в тот момент он действительно совершил ошибку? – После долгого молчания спросила Клеопатра.
– Он совершил ошибку. Она была не вполне очевидна. Но… она была. И Сева ее увидел.