Запертые двери
Шрифт:
– Ему нужно в больницу, - подметил очевидное Тим.
Сьюзен разорвала майку Уолтера и с болью в глазах оглядела его окровавленное тело. По ее щекам потекли слезы и она, наклонившись к нему, прижалась губами ко лбу Уолтера.
– Только не умирай, - прошептала она.
– Ты нужен мне. Ты не представляешь, насколько сильно ты нужен мне.
– Она целовала его лоб и прижимала ладони к его щекам.
Тим хотел было отвернуться или даже отойти, но тут ладонь Сьюзен прошлась прямо по тому месту на щеке Уолтера, где должен был быть глубокий порез.
– Что за..., - выдавил Тим и сам дотронулся до щеки Кэмпбелла, а затем
– Сьюзен, дай мне пожалуйста платок. Он в кармане рубашки.
– Она быстро дала ему белый платок, при этом тоже не отводя заплаканного взгляда от ран. Тим провел платком по щеке Уолтера, расчищая ее от начавшей запекаться крови. Вместо глубоких ран нанесенных мясницким ножом им открылись участки совсем неповрежденной кожи. Не было ни шрамов, ни даже полос. Ничего, словно кровотечение все это время шло из кожных пор.
– Что за чертовщина здесь происходит?
– пожелала знать Сьюзен Робертс посмотрев на Тима.
– Сам не знаю, - покачал головой он в ответ, продолжая смотреть на исцеленные раны Уолтера. Насколько глубокими они были, он не знал, но количество крови говорило само за себя.
– Тогда откуда ты знал, что ей не вырваться из номера, стоит только захлопнуть перед ней дверь?
– Я... просто предположил.
Сьюзен недоверчиво поглядела на парня, с которым она чуть было не изменила Уолтеру и замолчала, понимая, что данный разговор окончен.
Тим встал с колен, чувствуя легкую тошноту и головокружение, как после нескольких бутылок пива.
– Побудь с ним, а я пока попытаюсь докричаться до остальных.
Уолтер замотал головой и что-то нечленораздельно промычал, словно человек, которому снился дурной сон. Сьюзен погладила его лоб, затем поцеловала в губы и тоже встала.
– Похоже, с ним все будет в порядке. Ему нужен только покой. Я лучше тебе помогу.
Тим кивнул и подошел к 207-му номеру.
3.
– Как ты здесь оказалась?
Отойдя от двери, Мэри осторожно подошла к постели, где лежали ее джинсы и свитер с высоким воротником, при этом огибая свою мать, пытаясь сохранить "безопасную" дистанцию.
– Я сбежала из больницы, - с грустной улыбкой на лице ответила ей мать.
– До сих пор удивляюсь, как мне это удалось. Похоже, они решили, что такому потерянному человеку как твоя мать, ничего подобного в голову не взбредет. Они все считали меня сумасшедшей. Возможно, они и были недалеки от истины. Ну а потом, все решало время. Сначала был долгий путь на северо-восток. От матушки-настоятельницы я узнала, что ты сбежала из общины, также как и я из этого клоповника, в котором прожила все эти годы. Также как и ты, я сбежала, не оставив даже записки и надеялась, что они не начнут мои поиски.
Мэри быстро натянула джинсы. Не отводя взгляда от матери. Непонятно откуда взявшийся холод, начал медленно убираться восвояси и с волос Мэри вновь начало капать. Она слушала свою сорокалетнюю мать, которая выглядела как великовозрастная старуха и понимала, что та недоговаривает чего-то или же в ее словах нет и вовсе правды. И это понимание наполняло ее душу неприязнью к этой немощной женщине. Никаких теплых чувств к ней она испытывала.
– После твоего побега, матушка обратилась в полицию и те от своих массачусетских коллег узнали, что ты стала студенткой бостонского университета и матушка решила, что больше не нуждаешься в ее помощи. Она мне сообщила твой адрес, так как считала, что нам стоило о многом поговорить.
– Барбара.
– Что, дорогая?
– Ее зовут Барбара, а не Бренда. И она мне не подруга.
Мать кивнула ей в ответ и продолжила:
– Ты уехала со своими друзьями в Колорадо и я вновь пустилась за тобой вдогонку.
"Пустилась вдогонку". От этих слов Мэри даже содрогнулась. Она даже представила себя бегущей по коридору, а за ее спиной скрипят колеса инвалидной коляски и слышен дикий смех ее матери.
– Я доехала до Колорадо-Спрингс на автобусе с очень милыми людьми, которые ехали на некий концерт под названием толь "Господь бережет свою паству" толи "Бог помнит каждого по имени". Они дали мне с собой немного еды и денег. Благодаря ним я и добралась до этого городка. Так как здесь был только один отель, я тебя быстро нашла.
– И тебе так все и выложили? Назвали мой номер, дали ключи и даже помогли подняться на второй этаж?
В побелевших водянистых глазах мелькнула обида и морщинистые уголки губ ее матери опали. Но все это Мэри смогла уловить лишь в течение одной секунды, когда за ее спиной засияли разряды молний.
– Нет, дорогая. Когда я въехала на своей коляске в вестибюль отеля, там никого не было. Я посмотрела в журнал и нашла в нем твое имя. Ты не представляешь, как я обрадовалась. Под столиком диспетчера, я нашла универсальный ключ и с ним уже поднялась вверх на лифте.
– И ты думаешь, я во все это поверю?!
Ее мать замолчала, сунула руку за спину и достала оттуда смятый в комок платок. Вытерев дрожащей рукой мокрые глаза, а затем опустила ее чуть ниже и вытерла слюнявый рот.
– Я не жду от тебя прощения, так как понимаю, что я его не заслуживаю. Но одного я прошу у тебя - не относись ко мне предвзято во всем. Я не хочу, чтобы ты считала меня посторонним человеком, от которого стоит ожидать только лжи и предательства. Я искренне пытаюсь найти к тебе подход, достучатся до тебя, попытаться наладить с тобой отношения и прекрасно понимаю, что ты не можешь и не должна, простить меня тут и сейчас. Но я готова ждать столько сколько ты посчитаешь нужным.
– Мэри захотелось прокричать, чтобы она перестала говорить, ей не хотелось больше слушать речей раскаянья Инесс Рирдон. Боялась, что этими словами она проникнется к матери и не сможет не зарыдать, а заодно и простить. Но она так ничего и не произнесла, в то время как ее мать продолжала: - Все эти восемь лет бессонных ночей я думала о тебе и молила Бога, чтобы он дал тебе силы простить тебя. Не сейчас, а хотя бы на моем смертном одре, так как боялась умереть с этим тяжелым камнем на душе. Пусть обо мне забудут на второй же день, но только чтобы не умирать непрошённой. И я писала тебе в надежде, что один раз ты мне ответишь. Но, к сожалению, ответного письма я так и не дождалась.
– Я ничего не получала, - услышала собственный голос Мэри, хотя и не подозревал, что хотела сказать эти слова. Она тут же осадила себя в уме за это вранье, ведь матушка-настоятельница могла сказать ей совсем об обратном. Но Инесс Рирдон только кивнула в ответ, глядя на залитое дождем окно.
– Я была плохой матерью, возможно даже самой плохой на свете.
"Нет!" - захотелось прокричать Мэри.
– "Ты была не самой плохой матерью. Всему виной был Тадеус Гришам. Он! И только он!"