Записки бывшего милиционера
Шрифт:
Был бы господин К. из тех свиней, перед которыми бисер мечут (да простят нас читатели, но мы используем терминологию учёного мужа господина К., см. газету «Правда Севера» от 25.12.1992 г.), можно было бы все его «огрехи» списать на глупость и отсутствие какого-либо практического опыта, но он ведь претендует на роль великого знатока всего и вся, параллель между собой и Егором Гайдаром проводит, что, мягко говоря, выглядит просто нелепо и смешно.
И как бы не изощрялись господин К. и авторы ряда материалов, посвящённых его отстранению от работы в фонде, факты остаются фактами. Никакой изворотливостью не скроешь то, за что и был господин
Депутаты не могли мириться с таким положением и своим решением освободили К. от должности, но в своих многочисленных публичных выступлениях он объяснил своё увольнение тем, что «депутаты не знают, что они не знают, что такое рынок, экономические реформы» и т. п., но ни слова о том, за что его действительно выгнали из фонда.
Кстати, когда в январе 1992 года встал вопрос о новом председателе фонда, то мне предложили эту должность, но я скромно отказался, решив, что без экономического образования не справлюсь с этой работой. Однако дальнейшие события и новые председатели — а их было несколько — показали, что лучше бы я дал согласие. Я бы не допустил разграбления области — имею в виду прежде всего «Архбум» — под видом приватизации.
Являясь депутатом, старался поддерживать дружеские связи с представителями средств массовой информации, например с корреспондентом газеты «Правда Севера» (он же завотделом) Виктором Павловичем Насонкиным, с которым дружил ещё со времён М. М. Коверзнева, и с Николаем Прокопьевичем Голицыным — журналистом Архангельского радио. С ним мы познакомились и стали хорошими приятелями в облсовете, он тоже депутатствовал. Эти люди были широко известны и популярны, но получали нищенскую зарплату и выглядели вечно измотанными и усталыми, так как работали с утра до ночи.
К сожалению, вскоре после окончания моего депутатства оба они ушли из жизни. Помню, как в январе 1992 года Голицын пришёл ко мне в отдел ООП (я ещё совмещал службу в милиции с депутатством) и неожиданно для меня стал жаловаться на судьбу, на гонения на работе из-за депутатства и из-за его позиции как депутата. Я был этим всем очень удивлен, так как считал, что для каждой «конторы» депутат из своего коллектива что-то да значит. Открылось, что это далеко не так, потом и моё депутатство подтвердило это, хотя, казалось, я использовал любую возможность, чтобы хоть как-то помочь УВД в решении проблем, в основном материального плана. Нищета милиции к этому времени достигла своей «вершины».
В 1992 году чуть ли не полгода я работал над планом усиления борьбы с преступностью в области. Решил его сделать, в отличие от подобных планов, наполненным материальным содержанием, то есть все запланированные мероприятия подкрепить конкретными цифрами в рублях, штуках и т. д. Для этого я несколько месяцев уламывал финансовую службу администрации области и руководителей всех областных отраслевых ведомств по деньгам и прочему. В январе 1993 года план был готов, завизирован — без исключения каких-либо пунктов — задействованными в нем ведомствами, службами областной администрации и её главой П. Н. Балакшиным. И, несмотря на это, январская сессия этот план провалила — проголосовала против, потому что, видишь ли, у области есть более важные проблемы, на которые стоит тратить бюджетные деньги. Правда, через пару месяцев я все-таки в закулисной возне уговорил многих депутатов проголосовать за план, что и было сделано на очередной сессии.
Но обстановка в стране и в области продолжала ухудшаться по всем направлениям, одновременно грянул кризис депутатских Советов в результате преднамеренного развала органов власти Ельциным и его шайкой, а это способствовало тому, что все, кто подписался под планом, тут же быстренько «забыли» об этом.
На этом очередное «усиление борьбы» с преступностью и закончилось.
24 февраля 1993 года я был в кабинете Гуськова с какими-то бумагами, а когда все вопросы решили, он вдруг заговорил об Охрименко, о том, что ему дают 2-ю группу инвалидности после очередного инфаркта и, видимо, он больше не сможет работать. И вдруг неожиданно спросил меня, как я смотрю, если меня будут рекомендовать на должность начальника УВД вместо Охрименко. Я полушутя ответил: «Если партия прикажет, то я выполню приказ и с должностью справлюсь». На этом наш разговор закончился. На следующий день Гуськов со мною поздоровался как-то подчёркнуто вежливо, но промолчал. Больше к разговору о должности начальника УВД мы не возвращались. Охрименко продолжал работать. Но в последующие дни несколько человек, в том числе из УКГБ, а также начальник Пинежского РОВД позвонили мне и поздравили с назначением на должность начальника УВД. Я был ошарашен, но категорически отказался принимать поздравления, так как понял, что за моей спиной идёт какая-то непонятная мне то ли игра, то ли борьба между какими-то номенклатурными группами.
26 февраля 1993 года утром позвонил начальник штаба УВД Б. Г. Борисов, который тоже, но с издёвкой, поздравил с тем же. Оказывается, газета «Северный комсомолец» дала анонс о том, что грядут кадровые изменения и Э. Л. Скляров, возможно, будет назначен на должность начальника УВД. И тут начались звонки, хождение ко мне многих лиц, одни заявляли, что рады этому, у других — кислые лица. В результате мне пришлось заставить газету на другой день опубликовать моё заявление о том, что я никому и никогда не давал повода для публикации о должности начальника УВД и что я сожалею об этой оплошности газеты с учётом болезни Охрименко. Поступок газеты действительно был некорректным, если это не была чья-то провокация.
В этот же период ко мне в кабинет зачастил заместитель начальника УВД по службе общественного порядка, который ранее меня не жаловал своим вниманием, да и я его тоже. Он откровенно стал навязываться в приятели, но я не сомневался, что причиной явилось здоровье Охрименко, а его заместитель, видимо, прочил себя на его место. А вскоре на него завели уголовное дело за дела, которыми он занимался, ещё будучи начальником одного из отделов при УВД.
В начале 1993 года резко обострилась внутренняя обстановка в стране. 20 марта 1993 года Ельцин выступил с обращением, в котором объявил об особом порядке управления в стране, но уже 23 марта 1993 года Конституционный суд РФ признал его действия незаконными. В ответ Ельцин распустил его. 25 апреля 1993 года состоялся референдум, на котором народ якобы поддержал Ельцина, но никто при этом не сомневался в фальсификации его результатов, но они позволили ему продолжать бесчинствовать.
Верховный Совет объявил действия Ельцина незаконными и постановил отстранить его от власти. Впоследствии Ельцин дал команду отключить от Белого дома электричество, связь, канализацию и прочее. 3 октября 1993 года была попытка захвата телецентра в Останкино патриотами России. Ельцина это не образумило. 4 октября 1993 года он дал приказ ввести в Москву танки и расстрелять Белый дом. После этого он своим указом разогнал Советы народных депутатов как основных своих противников на местах со ссылкой на то, что они являются тормозом реформ. Но реформы-то были бандитскими, и история это подтвердила. По самым скромным подсчётам, как писали газеты, находящиеся в оппозиции к Ельцину, по его вине в этот день погибло 1,5 тысячи человек.