Записки городского хирурга
Шрифт:
– То есть я из доверия вышел?
– Нет, просто не обостряйте обстановку. Этот сынок на вас жалобу написал в два листа мелким почерком.
– Интересно, когда успел?
– Не знаю! Он мне уже готовый текст передал! Все, идите и работайте! К ним не суйтесь. Попрошу Витю Бабушкина, он уделит им время. Позже сам еще зайду.
– Да что случилось, Павел Яковлевич? Что в жалобе указал?
– Да ну… Всякий бред! Все в кучу пособирал! Это хорошо, что он мне ее передал, а не главному врачу! Иначе имели бы сейчас бледный вид! У него в прокуратуре какие-то
– Павел Яковлевич, не надоело вам перед всякими хамами унижаться?
– Что вы имеете в виду?
– Вы прекрасно понимаете, о чем я! Каждый, мягко говоря, недалекий человек, знающий о медицине из Интернета, будет приходить с улицы и безнаказанно орать на врача, а мы будем терпеть и молчать только на том основании, что у него связи в прокуратуре, в горздраве, в суде, еще черт знает где?! Всякое, пардон, быдло нас в грязь макает, но мы молчим?
– Да, а мы молчим! Если вам ваше место не дорого, то я свое ценю! И не позволю, чтоб из-за вашего обостренного чувства справедливости моя карьера пошла под откос. Все! Идите! Разговор окончен!
– Иду! Только два вопроса. Позволите?
– Если недолго.
– Вот, как говорится, без протокола, скажите, как на духу, я в данной ситуации прав?
– Да! Но это ничего не меняет. Второй вопрос? Что вы еще хотели узнать?
– Это уже не важно.
– Дмитрий Андреевич, – Трехлеб посмотрел мне прямо в глаза, – не беспокойтесь, жалобе хода не дам.
– Спасибо!
– Это вас интересовало, я угадал?
– Да! – коротко бросил я и пошел в операционную.
Филины без скандала уехали около восьми утра следующего дня. Витя Бабушкин к ним так ни разу в палату и не зашел. Забыл.
Пока я тратил свои нервы на Филиных, созрели для скандала Брусковы. Федор окончательно пришел в себя. Рана на животе затянулась, боли в переломанных членах уменьшились. Пора выписывать.
Сменяя друг друга, дочь и жена Ольга постоянно дежурили у постели своего мужа и отца. Претензии больше не высказывали, и я начал забывать упреки, заявленные дочерью Мариной в самом начале месяца.
– Ольга, – начал я разговор, – господин Брусков идет на поправку.
– Я рада за него, – равнодушным тоном заявила его жена.
– Подходит к концу июнь. С первого июля я ухожу из отделения.
– Куда, если не секрет?
– В дежуранты!
– Переходите! – пожала плечами Ольга. – А какое отношение это имеет ко мне?
– Прямое! Мне хотелось бы с чистой совестью передать вашего мужа, как говорится, из рук в руки.
– После того, как вы уйдете в дежуранты, у Федора не останется лечащего врача?
– Почему? – улыбнулся я. – Разумеется, он будет. Только он не знает вашего мужа.
– Прочитает историю болезни, вы расскажете. Подождите, к чему вы клоните?
– Ну, догадались? – еще шире растянул я рот в глупой улыбке. – Хочу завтра его выписать домой!
– А мне он не нужен, – спокойно проговорила жена Брускова.
– То есть как? – Улыбка стала медленно стекать с моего лица. – А кому и куда его отдать? Он же сам еще не ходит?
– А где взяли,
– Ольга, подождите! Так не годится! Скажите день, когда вы заберете Федора, я подготовлю документы. Желательно, чтобы пока я на отделении работаю. Составлю подробную выписку, чтоб ему инвалидность оформили. Хоть пенсию будет получать.
– Здорово! – ухмыльнулась Ольга. – Он ни дня, как институт закончил, нигде не работал. Все свои картинки малевал, никому не нужные. Пил, гулял, баб топтал, ему еще и пенсию! Нормально!
– Но он же инвалид!! Ему пенсия полагается!
– А, еще и инвалид! Да на кой он мне сдался? Доктор, я его забирать не буду!
– Может, Марина к себе пока приютит?
– Да, Марина? Она с маленьким ребенком, с мужем и его родителями в двушке ютятся! Только им папаши-инвалида для полного счастья не хватало!
– Но надо как-то решать? Вы, насколько я знаю, ему законная жена! Вы развод не оформляли?
– Нет! Но забирать я его не намерена! Его полгода дома не было! Он где-то пьет, гуляет, а когда в беду попал, Оля его должна содержать? Дудки! Хватит и того, что я здесь за ним горшки выношу.
Жена Брускова ушла. Я пригорюнился. Куда его деть?
– Доктор, к вам можно? – обратилась ко мне весьма вульгарного вида дама, стоявшая в дверях. Одета в мятый, грязный, лимонного цвета пиджак, по плечам разбросаны давно не чесанные, плохо закрашенные хной седые волосы. Дама явно щеголяла яркой помадой на толстых губах. От посетительницы разило свежевыпитым самогоном, причем низкого качества. – Я не одна! – добавила она и поправила волосы желтыми прокуренными пальцами.
– Проходите! – без особой радости пригласил я.
– Я – Люсьен! – отрекомендовалась посетительница.
– Натали! – на французский манер представилась ее спутница. Та предпочитала в одежде длинный черный болоньевый плащ, изрядно пожеванный и забрызганный внизу жирными пятнами, левый рукав был в двух местах прожжен сигаретой. Из-под плаща выглядывала оранжевая водолазка, нескромно обтянувшая большие обвислые груди без лифчика. На голове был стального оттенка короткий парик. И та же ядовитая помада на разбитых губах. Она пахла тройным одеколоном и дешевыми сигаретами.
– Я – жена Федора Брускова, – гордо выпрямив голову, заявила Натали. – А это наша общая подруга, – кивнула она в сторону лимонного пиджака. – Могу я с ним переговорить?
– Насколько я знаю, у него уже есть жена, – заявил я колоритной дамочке.
– Какая? – встряла в разговор Люсьен. – Натали – его настоящая жена! Он ее любит!
– Отлично! – обрадовался я. – Вот Натали его и заберет! Готов выписать хоть сегодня!
– То есть как? А куда я Борю дену?
– Какого Борю?
– Мой новый муж! Я женщина видная, мужским вниманием не обделена! – Натали кокетливо, оттопырив мизинец, мягко потрогала разбитую верхнюю губу. – Пока Федя в больнице прохлаждался, мое сердце заполонил другой!