Записки истребителя
Шрифт:
Когда расстояние между мной и разведчиком соответствовало дистанции ведения огня, штурман дал по мне длинную очередь. Трасса прошла немного выше кабины, и я вынужден был прикрыться за хвостовым оперением разведчика. Незамедлительно Семыкин послал ответную очередь по правому мотору. Она угодила в радиатор, и за правой плоскостью потянулся длинный шлейф водяного пара. Через секунду двухкилевое оперение симметрично расположилось на перекрестье моего прицела. И тут я отчетливо увидел, что мы преследуем своего бомбардировщика конструкции Петлякова.
–
– скомандовал я и, круто отвернув, набрал высоту.
Наблюдал за подбитым разведчиком до тех пор, пока он на одном моторе дотянул до ближайшего аэродрома и благополучно совершил посадку. Нет ничего досаднее и обиднее такого нелепого случая. А Вася Соколов неумолимо продолжал "наводить".
– Где вы находитесь? Почему не отвечаете?
– спрашивал он снова и снова до тех пор, пока не увидел нас над аэродромом.
Но зато, когда мы вылезли из кабины и сняли парашюты, появился настоящий разведчик Ме-110...
– Вот так и бывает, - с досадой произнес Семыкин.
– Не повезет, так уж не повезет. Разве не обидно - своего чуть не сбили, а фриц безнаказанно ушел восвояси.
– Нехорошо получилось, Валентин Семенович. Поспешил ты с очередью. Ладно что еще подранили машину, могло быть и хуже, - заметил я.
– Товарищ командир, ты же сам говорил, что увидишь самолет - посчитай его за противника, а распознавай уже на короткой дистанции.
– Правильно, я так говорил. А какая была дистанция, когда ты открывал огонь?
– Так он же первый это сделал.
– Вот видишь, как получается: что ни вылет, то наука.
– Что же вы не догнали?
– обратился к нам с претензией подошедший Соколов.
– Догнали и даже проводили до аэродрома,- зло ответил Семыкин.
– Почему же молчите? Это же победа!
– обрадовался Вася.
Тогда мы рассказали все, как было. Соколов понял, что начало ошибки в нем, и стал виновато оправдываться сходством нашего "Петлякова" с "Мессершмиттом-110", плохой видимостью против солнца...
Ох, какая внимательность требуется в нашем деле!
РАЗГОВОР С ЛУКАВИНЫМ
Полк перелетел еще ближе к линии фронта. На новом аэродроме открылись большие возможности: мы могли вылетать на перехват вражеских разведчиков и отражать бомбардировщиков с расчетом встречи их на линии фронта. Дежурили на аэродроме, как правило, поэскадрильно.
...Время дежурства моей эскадрильи. Вырулив на старт, мы заняли готовность номер один. Вдруг с командного пункта в воздух взвилось ослепляюще белое пятно сигнальной ракеты. Почти машинально, в определенной последовательности, руки находят нужные рычаги, и через минуту двенадцать истребителей, взметая тучи серой пыли, пошли на взлет. В наушниках прозвучал спокойный голос начальника штаба:
– Курс на аэродром Грязное, высота две тысячи бомбардировщики.
Еще издали на подходе к намеченному пункту стали видны пожары. Восемь черных столбов поднимались вверх: это горели вражеские бомбардировщики. Оказалось, что истребители соседнего
Сделав пару кругов над аэродромом соседей, я повел эскадрилью домой. Огорчала досадная случайность безрезультатного вылета. Но моя досада быстро рассеялась.
Лишь только эскадрилья легла на обратный курс, как с поста наведения известили: "Противник в квадрате 2541, группа бомбардировщиков".
– Разворот на сто восемьдесят градусов, за мной! подаю команду.
Впереди на встречном курсе показалась группа "юнкерсов" под сильным прикрытием истребителей. "Мессершмитты" шли двумя ярусами: в верхнем ударная группа, внизу - непосредственное прикрытие.
Кто-то из летчиков передал:
– Бомбардировщики прямо впереди, большая группа! В голосе излишнее волнение, оно может передаться всем.
– Вижу! Вижу!
– с нарочито подчеркнутым спокойствием отвечаю по радио и тут же твердо и уверенно: - За мной! Бей гадов!
Атаковать решил на встречном курсе всем составом эскадрильи. Самолеты быстро построились для атаки.
– Слава русскому оружию!
– кричу перед самым открытием огня и нажимаю спуск. Удерживаю "лоб" бомбардировщика в перекрестие прицела. Мгновение... и вся эскадрилья, всадив в бомбардировщиков длинные пулеметные очереди, пронеслась на больших скоростях.
"Мессершмитты" не успели даже опомниться, как два бомбардировщика, объятые пламенем, вошли в отвесное пикирование. Остальные, развернувшись, сбросили бомбы и в беспорядке начали уходить на свою территорию.
– Вот и все, двух сбили - и по домам,- вырвалось у меня.
Преследовать я не решился. Большинство летчиков участвует в бою впервые, а завязывать схватку с противником, превосходящим тебя в силах, значит, рисковать напрасными потерями. Риск не оправдан, тем более что главная задача выполнена: немцы не допущены к цели.
На аэродроме я, поздравив молодых летчиков с боевым крещением, спросил:
– Кто первым увидел бомбардировщиков?
– Я, - ответил Лукавин.
Может быть, это было и так, но в атаке Лукавин не участвовал. Когда вся наша эскадрилья неслась навстречу врагу, самолет Лукавина на огромной скорости прошел ниже бомбардировщиков и занял свое место в строю лишь после атаки. Но я решил не говорить сейчас об этом и спросил:
– А кто сбил фашистов?
Все молчали.
– А кто видел сбитые самолеты?
Выяснилось, что начала падения не видел никто, но все видели, как "юнкерсы" горели.
– Что же они сами упали, что ли?
– спросил я.
– Это, наверное, сбили вы, - начал Варшавский.
– А мне кажется, что вы. Не мог же я сбить сразу два самолета, стреляя по одному. Так оно и бывает, товарищи, особенно при лобовых атаках: летчик иногда не видит сбитого им противника. Подбитый самолет продолжает одну две секунды лететь по инерции, а вы за это время проскакиваете мимо него.