Записки истребителя
Шрифт:
Обгоняя пеших, вперед выскочил всадник. Маскировочные халаты скрывают форму. Но по всем движениям по удали чувствую своих. Окончательно убедился в этом по круглому диску направленного на меня автомата:
– Наши, наши, помогай!
– закричал я вне себя от радости.
– Что у них, глаза косые - своих сбивают. Я тороплюсь фашиста сцапать, а тут на-те, пожалуйста, свой, - говорил верховой, соскакивая с лошади на землю. Он оказался лейтенантом, командиром взвода, оборонявшего этот район. Лейтенант вместе с другими принялся срывать с меня тлеющую
– Ну, вот и все, товарищ летчик, - сказал он, когда я оказался совсем голым.
– Раз, два, - и стоите в чем мать родила... Подгорели вы малость, но сейчас чем-нибудь поможем.
Лейтенант позвал стоявшую невдалеке медсестру и приказал ей оказать мне помощь. Сестра молча сняла с соседнего солдата маскхалат, набросила на меня и принялась обрабатывать ожоги. Она делала это проворно и умело, а когда закончила, сказала:
– Все в порядке. Может быть, что и не так, в лазарете поправят. У нас в пехоте с ожогами дел иметь не приходилось.
Солдаты ругали пулеметчика, подбившего меня. По их словам получалось, что пулеметчик трус, сопляк и на фронте впервые.
– Черт-те что получается. Человек от нас отогнал бомбардировщиков, а его за это вместо благодарности чуть не сожгли, - возмущался солдат, маскхалат которого был на моих плечах...
– Откуда будете? Может, земляк? начал он после небольшой паузы обычный фронтовой расспрос.
– Если из Красноярска, то земляк, - ответил я.
– Я из Красноярска!
– И я!
– У нас почти все из Сибири, - раздались голоса.
Посыпались спросы-расспросы. Пока мы беседовали, лейтенант привез кое-какую одежду. Обмундирование было старенькое, почти не пригодное к носке.
– Прошу извинения, - сказал он, - но больше под рукой ничего не оказалось, а на склад ехать далеко.
В окружении солдат и мальчишек я направился в деревню. Нужно было найти трофейную команду, расквартированную, по словам лейтенанта, где-то на западной окраине. Возможно, что на их машине мне удастся добраться до аэродрома. Нашел я их быстро, и вскоре полуторка, оставляя за собой пыльный хвост, мчала меня в полк.
Подробно доложил о бое, о происшествии с моим самолетом и указал место посадки Варшавского. За ним сейчас же отправилась автомашина.
ПОД БЕЛГОРОДОМ
Коротка июльская ночь. Не успело еще по-настоящему стемнеть, а на востоке уже заря. Летчик встает с зарей. Но ой как хочется спать...
Просыпаюсь от легкого прикосновения старшины Богданова.
– Светает, товарищ командир. Разрешите поднимать летный состав?
– Поднимай, Константин Иванович. Как погода?
– Хорошая. Облака разогнало. Ведро будет.
С дикой груши, под которой я спал, стекала роса. Крупные капли, собираясь на кончиках листьев, срывались вниз.
– Опять тихо, - говорит старшина, - ни единого выстрела. Что они только думают, товарищ командир?
– Думают наступать, - отвечаю ему.
– А впрочем, об этом, друг, лучше бы у них спросить.
Старшина смеется:
– Спросил бы, да
Пока я одеваюсь, натягиваю сапоги, мы ведем полушутливый разговор. Проходит несколько минут. И вдруг - разрыв снаряда. За ним другой, третий... Загрохотало, заревело по всему фронту. Мы смотрим друг на друга.
– Вот тебе и тишина.
– Это наступление,- говорит проснувшийся Гаврилов.
– Слышишь, наши батареи отвечают.
А гул все нарастал и нарастал. Запищал зуммер телефона. Гаврилов взял трубку и тут же передал мне. Вызывал командир полка.
– Весь летный состав ко мне, по тревоге!
– почти кричал он. В голосе что-то торжественное и тревожное.
Через две - три минуты эскадрилья стояла в общеполковом строю.
– Получена телеграмма, - начал командир полка, - противник перешел в наступление. Требую большой организованности, порядка, соблюдения маскировки. Задание поставлю позднее. Завтракать и обедать у самолетов. Командиры эскадрилий пойдут со мной, остальные по местам.
Мы отправились на командный пункт. Дорогой никто не обронил ни слова.
– Стоять приказано насмерть, - сказал командир, когда мы вошли в землянку командного пункта.
– Летать будем столько, сколько потребуется. Драться до последнего, и ни шагу назад. Вылетать из положения дежурства на аэродроме, - продолжал он.
– Начальник штаба сообщит сигналы. Мобилизуйтесь сами и своих подчиненных настраивайте на длительные, напряженные бои. Отдыха не будет до ликвидации наступления противника. Ясно, товарищи?
– Ясно.
– По эскадрильям!
Решаем с Гавриловым провести короткий митинг.
Нужно, чтобы каждый отлично понял, какого огромного напряжения сил требуют от него, и чтобы каждый глубоко пережил два грозных слова - стоять насмерть! С восходом солнца в воздухе появились большие группы фашистских бомбардировщиков под прикрытием и без прикрытия истребителей. Навстречу им выходили наши ястребки. Небо становилось грозным.
Моя эскадрилья получила задание прикрывать штаб фронта. Это было делом спокойным. Очевидно, гитлеровцы не знали дислокацию штаба и не посылали туда Бомбардировщиков. Наши бои ограничивались короткими схватками с отдельными группами истребителей, появлявшимися в небе патрулируемого нами района.
Летчики начали ныть.
– Люди воюют, а мы воздух утюжим, - возмущался Аскирко.
– Так нам легко выполнять приказ "Ни шагу назад".
Аскирко отличался горячим характером. Небольшого роста, юркий, проворный, он появился в эскадрилье с новым пополнением, но заметно выделялся среди молодых летчиков. Мы тогда еще не знали, как трагически сложится судьба этого человека в столь недалеком будущем. Да и чью судьбу можно предсказать на войне, где каждый бой может прославить человека или стать для него последним... Недовольство Аскирко имело под собой реальную основу. Почетна обязанность охранять штаб, но уж слишком спокойным оказался этот район.