Записки из страны Нигде
Шрифт:
Можно сказать, что я придираюсь к криминальному прошлому героини (кстати, а как она попала в кутузку и вообще как жила после детства?) – но, скажем, первая встреча с главным героем-человеком фильма «Уилллоу» тоже происходит в криминальных декорациях: тот, кто станет спасителем королевства, сидит в клетке и ругается на маленького элвина… Но симпатия к нему возникает сразу. Почему? Дело ведь не только во внешней привлекательности: девочка-героиня «Изгоя» вполне симпатичная.
Дело именно в деталях, отобранных для характеристики персонажа. Зритель эти детали не отслеживает, пока смотрит, но они есть. Для Люка они были отобраны с особой тщательностью. Для бедной «изгойки» все обстоит куда более плачевно: деталей-то полно, но они свалены неряшливой
О любом второстепенном персонаже можно что-то додумать просто по немногим лаконичным, но выразительным штрихам, которыми очерчены эти образы. О героине ничего толком додумать нельзя.
И уже ничего не додумается, потому что в финале «Изгоя-один» умерли все, кроме Дарта Вейдера…
Фанфик и пародия
03:00 / 25.12.2016
Пародия, как и фанфик, - жанр-паразит. Она не существует сама по себе. Ей необходим носитель, он же донор. Нечто, к чему она прикрепляется и без чего вообще лишена всякого смысла. (Или, как выражаются интеллигентные и глубокомысленные питерские алкоголики, - «экзистенции»).
Фанфик, как и пародия, не имеет ценности сам по себе, без оригинального произведения. Весь интерес фанфика в том, что он удерживает внимание читателя внутри уже созданного кем-то мира. Убери этот мир – не будет смысла и в фанфике, поскольку он не самостоятелен и никому без оригинала не нужен.
То же самое можно сказать и о пародии. Она становится бессмысленной и непонятной, если читатель или зритель не знаком с пародируемым произведением.
Пародия, как и фанфик, начинается… с любви. Если фанфик – это любовь эгоистическая, иногда даже похожая на любовь маньяка-преследователя, то пародия чаще всего – любовь наказующая, нечто вроде строгого воспитателя с розгами. Но иногда пародия предстает в образе бесцеремонного друга-приятеля, который явился навеселе и хохочет во все горло, навязывая слишком серьезному оригиналу свою компанию.
Фанфик может отталкиваться от созданного автором мира, но оперировать собственными законами и действовать собственными героями, лишь косвенно соприкасающимися с миром оригинала и его персонажами. Фанфик – это стремление фанфикера любой ценой остаться там, где ему уже сделали хорошо. Какие способы для этого используются, какие средства применяются – несущественно. Поэтому, собственно, я и говорю, что фанфик – это любовь эгоистическая.
Пародия не такова. Хорошая пародия проникает в саму ткань пародируемого произведения, находит там слабые места, расшатывает их, расковыривает, и в конце концов в образовавшейся прорехе появляется палец пародиста. Пародия всегда оперирует теми же методами, что и оригинальное произведение. Она не уходит далеко от первоначального текста и не обслуживает тайные чаяния своего создателя. Если автор оригинального текста злоупотребляет сложноподчиненными предложениями, то и пародист будет использовать сложноподчиненные предложения. Если у автора много иностранных слов или каких-то невероятных неологизмов, то и пародист прибегнет к такой же лексике. Он постарается довести до логического завершения – желательно до полного абсурда - авторский стиль и авторскую повествовательную логику, пока текст, в конце концов, не придет к самоуничтожению. Собственный стиль и метод оригинального автора как бы взрывает его текст изнутри – не без помощи пародиста.
Фанфикер, напротив, стремится не к уничтожению оригинального текста, а к его продлению, умножению и по возможности почкованию. Насчет верности стилю оригинального автора, подражанию авторской логике, авторскому способу построения характеров и ситуаций, - насчет этого фанфикер иногда заморачивается, а иногда и нет. Это не является условием существования фанфика, но необходимо
Пародия никогда не идет против воли автора. Другое дело, что она может завести автора в очень темные дебри – гораздо дальше, чем сам автор когда-либо намеревался зайти. Фанфикер же часто бредет своим собственным путем, оторвавшись от первоначальных истоков.
Некоторые пародии написаны на какое-то одно произведение, другие посвящены творчеству автора в целом. Иногда пародируется целый мир, очерченный не одним, а рядом авторов. Самый лучший пример такой «вселенской» пародии – анекдоты о русских писателях, приписываемые Даниилу Хармсу. Ну, помните, наверное: «Лев Толстой очень любил детей. Бывало, нагонят ему целую комнату, а он кричит: еще, еще!..» - и так далее. В этом цикле абсурдистских рассказов пародируется застывший мир «русской школьной классики», преподаваемый учебниками. Все то, за что дети ненавидят Льва Толстого. Пародия разрушает этот стереотип, доводя до абсурда все штампы, которыми «наградили» русских классиков приснопоминаемые учебники.
Другой вариант – анекдоты про Штирлица и Василия Ивановича. Здесь мы видим, что пародируется обычно любимое, то, что близко и дорого народу. Постепенно народ начинает слагать про это байки, в которых неизменно сохраняется одно: любимые герои всегда побеждают. «Из окна дуло. Штирлиц закрыл окно. Дуло исчезло». Ни легендарный разведчик, ни Чапаев никогда не посрамляются. Пародируется пафосность, с которой они преподносятся, доводятся до абсурда суровые ситуации, в которых они действуют во благо народа, - но любовь к ним никуда не исчезает.
В случае, когда пародируется одно произведение, читатель может пройти мимо, поскольку он этого произведения не читал (а пародия без оригинала не смешна и не интересна), - но когда пародируется все творчество в целом или даже целый «мир» в целом, - возможность вовлечения читателей гораздо сильнее. Да и пародисту есть куда развернуться во всю ширь. Примером такого пародирования целого писательского «мира» может считаться знаменитая «Красная Пашечка» Александра Иванова.
Что касается «Волшебника Изумрудного города» - то это не фанфик, однозначно… я думаю, это явление того же порядка, что и «Король Лир». О чем, в принципе, стоит поразмыслить отдельно.
Писатель и читатель
03:00 / 28.12.2016
Какую роль писатель отводит в своем творчестве читателю? А никакой. О его величестве читателе напряженно думают издатели, менеджеры по продажам, мерчендайзеры и вообще те, кто отвечает за расстановку книг на полках магазинов. Есть еще интернет-продажи, там тоже работают специально обученные люди. И все они нацелены на читателя. Точнее – на его кошелек.
Если еще и писатель начнет думать о читателе – то литература окончательно превратится в «чего изволите». В принципе, писатель – не лакей с подносом. Ну, так должно быть в идеале.
«Демократией в литературе не пахнет» - вздыхает мой возможный оппонент…
О май гад! Да конечно же, не пахнет! А зачем, простите, ей там пахнуть? Она и так достаточно много где пахнет…
Есть области, где демократии нет и быть не должно. Ладно, скажем, на войне не устраивают голосование – идти в атаку или провести еще одно собрание. Тут все как-то более-менее однозначно. Но бывают же ситуации, когда демократия в принципе невозможна – она означает стагнацию, топтание на месте. Положим, какой-нибудь особо демократически настроенный автор проводит у себя на страничке голосование: «Как вы хотите – поженить героев или убить героиню?» И читатели начинают голосовать… Одни голосуют «убить», другие – «поженить». В комментариях – обсуждения. Что делает автор? Да как всегда – пишет так, как ему удобнее, как ему хочется. Поигрался с читателями в демократию – и хватит.