Записки из страны Нигде
Шрифт:
А вот НФ не люблю - просто. Всю. И можно привести целую кучу антипримеров, но это не отменит общего правила: физика – нет, невежество – нет, схематичность героев – нет.
Схематичность персонажа
03:00 / 27.01.2017
В одном обзоре я написала, что героиня-писательница не в состоянии понять конкретного живого парня, который стоит перед ней и откровенно мается от чувств-с, -
Мне казалось, это очевидно: персонаж открыт и читателю (и уж тем более – автору), а вот живой человек «весь», в своей полноте, в принципе непостижим для другого человека (чужая душа потемки). Мечтательная дева, живущая в мире своих фантазий, куда хуже разбирается в обычных людях, окружающих ее, нежели, скажем, старый опытный следователь. Но все равно до конца живого человека другой живой человек никогда не поймет.
«Как писатель может писать о людях, если он их не понимает?»
Вопрос закономерный.
Для начала нельзя же сказать, что писатель совсем уж не понимает людей. Душевед все-таки… А с другой стороны, будучи душеведом, писатель как раз обостренно воспринимает эту непостижимость одного человека для другого.
Короче, вопрос для меня формулируется так: чем персонаж отличается от живого человека?
Литература, как и всякое искусство, имитирует жизнь, а не воспроизводит ее с документальной/физиологической точностью. Попытки воссоздать с помощью искусства нечто «живое» приводят к появлению чудовища Франкенштейна.
Живой человек очень сложен. В нем просто море противоречий, одновременных и разнонаправленных побуждений, в нем действуют инстинкты, воля, разум, интеллект, эмоции. Не последнюю роль играет и физическое состояние.
Разобраться в этом месиве не в состоянии никто, в том числе и он сам. Кроме того, живой человек очень часто действует под влиянием момента, он «сиюминутен». Это означает, что далеко не всякий поступок, не всякая реакция, которую выдает живой человек, по-настоящему его характеризуют. И добрый человек может сорваться, и умный – наговорить глупостей.
Персонаж всегда упрощен по сравнению с живым человеком. В персонаже нет ничего случайного – отобраны только те черты, которые нужны автору для раскрытия образа, а прочие проигнорированы. Отсюда - раздражающие биографические романы, где зачастую действуют настолько разные (к примеру) Екатерины Вторые, что при сопоставлении их даже в родстве или знакомстве не заподозришь, не то что в идентичности с прототипом.
Персонаж неизбежно упрощен и вложен в рамки, в схему. Живой человек в любую минуту может из рамок выломаться. Персонаж – только если это потребуется автору. Огромное море побуждений, бурлящее в живом человеке, персонажу просто недоступно. Это не нужно для авторского замысла. Более того, это мешает созданию художественного образа. Автору необходимо, чтобы его герой был понятен, чтобы он соответствовал заданному характеру, а не метался туда-сюда в «исканиях». Я считаю образ Левина в «Анне Карениной» переусложненным и «поплывшим», нечетким (как акварель на мокрой бумаге) именно потому, что Толстой не держал его в рамках, не упрощал, не создавал для него жесткую схему, а постарался передать все его внутренние движения как можно более полно. А вот достаточно «простая» (по сравнению с Левиным) Анна Каренина –
Вторая вещь, которой нет в персонаже и которая неотделима от живого человека, - сиюминутность, случайность. В действиях персонажа не может быть ничего такого, что не имело бы значения. Важно все, что он говорит и делает. Это – характеристики героя. Для живого, реального человека далеко не каждый сиюминутный поступок характерен.
Кстати, поэтому я никогда не понимала, почему в полицейских сериалах у свидетелей спрашивают: «Как вы считаете, подозреваемый способен совершить убийство?» А свидетель такой, с жаром: «Что вы, подозреваемый душа-человек, он никогда бы никого не убил».
И да, о персонаже так можно сказать: «Я хорошо его знаю, он не способен кого-то убить». А вот о живом человеке такого не скажешь, потому что колодец чужой души не измерил даже Достоевский.
Подытоживая:
Человек очень сложен и сам зачастую не знает своих возможностей и способностей. Персонаж всегда упрощен и состоит из базовых характеристик, а все нереализованные и большинство второстепенных – игнорируются за ненадобностью.
Человек всегда сиюминутен и зачастую действует, реагируя на внешние раздражители. Персонаж никогда не сиюминутен, все, что он делает, для него характерно.
Это мое мнение о том, чем живой человек отличается от персонажа.
А вообще вычленить в живом человеке базовые, характерные черты и превратить его в своей голове в персонажа – это работа для душеведа. Тут главное – не слишком увлекаться, потому что см. п.1 («чужая душа потемки»), и этого никак не отменить.
Территория свободы
03:00 / 29.01.2017
Фэнтези – жанр малопочтенный даже среди развлекательной литературы. По крайней мере, мне постоянно об этом напоминают. Любители «научной фантастики», «альтернативной истории», «социальной фантастики», не говоря уж об адептах «крутых боевиков», посматривают свысока на феечек и дракончиков, это чисто девчонское чтиво.
Если фэнтезист напишет что-то хорошее, то это спешат причислить к лику «социальной» или «исторической» фантастики, отыщут там черты НФ – то есть постараются смыть родимые пятна легкомысленного жанра, слишком легкомысленного для солидного любителя литературы.
Потому что «фэнтези априори не может быть хорошей».
Все вышеперечисленное я взяла не из собственных фантазий, а из многолетнего опыта общения на данную тему в среде, которая сама себя объявила авторитетной по этой части. Спорить со «средой» бессмысленно – еще заест, того гляди, - поэтому просто скажу свое мнение.
Кстати, нет смысла возражать мне с формулировкой «Хаецкая не права» - просто потому, что человек не может быть неправ в своей любви или нелюбви. Я не объявляю жанр научной фантастики плохим, скучным или ненужным грядущему гунну; я лишь говорю о том, что лично я его не люблю, – и объясняю, почему.
Сегодня я хочу рассказать о том, как и почему я люблю жанр фэнтези. Что не мешает мне, впрочем, признавать: в этом жанре создается исчезающе мало хороших вещей. Но от фэнтези, от одной только мысли о ней, от одного только этого слова на душе становится тепло.