Записки из страны Нигде
Шрифт:
Поэтому и дневники, и письма литература имитирует. Когда написанное для себя или для подруги готовится к печати, редактура сводится, собственно, к тому, чтобы подлинному документу придать облик имитированного. Подлинные письма, публикуемые обычно в собраниях сочинений, такой правке не подвергаются и интересны в основном специалистам и фанатам данного автора. Это не литературное произведение. Иной раз поражаешься: как у такого талантливого автора могут быть такие скучные, сухие письма. Так ведь в художественном произведении он имитирует жизнь, а в письмах, вроде «не забудь отчитать Федора за пьянство и купи мне, пожалуйста, свежих воротничков», автор ни о какой имитации не заботится. Бытовые заботы, даже если это заботы о вычитке корректуры какого-нибудь бессмертного
Теперь о блогерской литературе. А почему, собственно, на нее не должны распространяться те же самые законы, что и на всю прочую дневниковую и эпистолярную литературу? Потому, что авторы модных блогов об этих законах не знают? Или потому, что они считают себя чересчур гениальными (популярными) для того, чтобы как-то изменять свои великие тексты перед публикацией?
Я столкнулась с любопытным обстоятельством.
Когда кто-то переносит в Живой журнал свои «твиты» - я не могу это читать. Просто проскальзывает мимо сознания. Не понимаю, о чем это. Хотя ЖЖ-записи того же блогера читаю с интересом. Когда я сама переношу из Фейсбука какую-то запись в ЖЖ – я почему-то ее изменяю. Попытки перенести без изменений диалог из чата, над которым только что смеялась, успехом не увенчались: в ЖЖ этот же самый диалог выглядит скучным.
Для ФБ, для Контакта, для ЖЖ – везде разные стили. Пусть немного, но отличающиеся друг от друга.
Опубликованные почти без правки электронные дневники на бумаге выглядят беспомощно. Эти тексты ведь уже были опубликованы – там, где они выглядели уместно и интересно, то есть в сети. Перенос на бумагу означает переход их в какое-то новое качество. Не то чтобы бумажное издание считалось первосортным, а электронное – так, второсортным; просто они разные и требуют разного стилистического оформления. По мне, даже разные площадки интернета, в идеале, требуют каждая своего стиля.
Простой разговор
00:00 / 14.04.2017
Мне все время хочется рассказать об одном феномене, который в последние годы я наблюдаю (можно сказать – «переживаю»?), приступая к чтению новой книги. Не знаю, где об этом лучше поговорить, скажу здесь и сейчас.
У меня возникло ощущение отторжения по отношению к тексту. Когда я беру книгу или открываю файл, я постоянно ожидаю худшего. Как будто оттуда на меня выйдет кто-то враждебный и начнет занудно мучить. Не кто-то по-настоящему страшный, вроде Мутанта-Людоеда или Черного Властелина, а именно неприязненный и скучный, вроде школьной гардеробщицы, регистраторши в районной поликлинике или тетки в синем халате, работающей на выдаче посылок на почте. Все это персонажи детских, атавистических воспоминаний. Например, почтовая тетенька мне вспоминается исключительно та, что работала на почте, думаю, еще со времен блокады Ленинграда. Ей было триста лет, она выползла из тьмы. Это была сухощавая старуха, которая ненавидела человечество и не скрывала этого. Она орала на людей, швырялась в них извещениями, если там было что-то неправильно заполнено, она по полчаса искала посылку на полках, а если кто-то смел роптать, выходила и вступала в словесную баталию. Я боялась ее до подкашивающихся ног. Она ушла на пенсию (а может, прямой наводкой телепортировалась на гору Броккен, к другим ведьмам) лет десять тому назад. Но душевные раны не заживают, я до сих пор боюсь этого почтового отделения. Мне кажется, ее дух все еще там.
Вот приблизительно такого монстра я ожидаю встретить, когда раскрываю новую книгу. Почему? Ведь встреча с новой книгой всегда была праздником! Откуда страх?
Слишком много лакейского, даже холуйского было в текстах последних времен. «Чего изволите?» Изволите насладиться мыслью о том, что в случае глобальной катастрофы люди проявят себя сволочами? Нате-с. Желаете попугаться, воображая себя тем самым непохожим
В рецензиях и отзывах «авторитетных людей и изданий» на книгу часто встречается фраза: «Начинать читать эту книгу трудно, но после сороковой страницы, втянувшись, уже не оторваться…» То есть от меня ожидают каких-то умственных и, главное, волевых усилий, которые я сделаю для того, чтобы потом «не оторваться».
И вот эти-то усилия меня пугают заранее. Я не хочу их делать. Я без того напрягала свою волю целый день. У меня там мозоль.
И потом, нет никаких гарантий, что, «втянувшись», я найду в книге что-то по-настоящему хорошее. А вдруг там сидит тот самый холуй, с которым я просто побрезгую разговаривать? Мне нужен свободный умный собеседник. Зачем ему отгораживаться от меня кирпичами неудобочитаемых абзацев? Он что, не может выйти навстречу просто, интеллигентно, вежливо, как Чехов, и заговорить ровным спокойным тоном?
И вот, представьте, каждый раз, перед тем, как взяться за чтение, я твержу себе одно и то же: «Автор – на твоей стороне. Он такой же человек, как и ты. Он хочет с тобой поговорить. Выслушай его. Если он глуп, просто уйдешь. Он не желает тебе зла».
И как же удивляюсь, когда автор на самом деле доброжелательно и просто начинает с тобой разговор буквально на первой же странице! Боже мой, почему я «прощала» Фенимору Куперу многостраничные занудства про природу и Великого Духа Маниту, которыми он начинал свои приключенческие романы? В детстве было больше терпения? Больше доверия автору – взрослому человеку? Меньше был опыт общения со страшной женщиной в синем халате? Или – что вероятнее всего – в Купере не ощущалось ни высокомерия по отношению к читателю, ни холуйского духа. Его на самом деле волновали природа и Великий Дух Маниту, и он с доверчивой простотой рассуждал о них с читателем.
И вот об этом удивлении, которое я испытываю каждый раз, когда встречаю простой разговор, а вовсе не желание пробраться ко мне в мозги с тупыми кирпичами своих недомыслей, - я хотела бы сегодня сказать.
Такое сейчас все реже и реже.
Поиск типического
00:00 / 17.04.2017
Обостренное чувство «жанра» пришло в нашу литературу сравнительно недавно. Жанровая литература (женский/любовный, фэнтезийный, детективный романы, боевик) – она как бы низовая по сравнению с интеллектуальной.
Меня всегда развлекала возможность рассуждать о «низовой» литературе с тех же позиций, с каких принято рассуждать об интеллектуальной. Применять к ней те же критерии и наблюдать – выдерживает или нет?
На самом деле текст – он, что называется, и в Африке текст, поэтому если книга хорошая, то она выдерживает любые критические разборы, а если плохая – то будь она хоть букероносная, она останется ерундовой.
Вот любопытный текст К.И.Чуковского (взято из книги «Мастерство Некрасова»).
«…Некрасов относился чрезвычайно враждебно к изображению в поэзии того или иного реального случая, «взятого вплотную». Когда Добролюбов в одном из писем к нему отозвался с похвалой о его стихотворении «Знахарка», Некрасов, не соглашаясь с его высокой оценкой, писал: «Что Вы о моих стихах? Они просто плохи… Умный мужик мне это рассказал, да как-то глупо передалось и как-то воняет сочинением. Это, впрочем, всегда почти случается с тем, что возьмешь вплотную с натуры».
Последняя фраза письма по своей содержательности стоит целого трактата об эстетике: великий реалист без всяких обиняков утверждает, что художнику почти никогда не следует брать образы «вплотную с натуры», что взятое «вплотную с натуры» по большей части производит впечатление выдумки и что, значит, если художник желает, чтобы читатели поверили ему, его образам, он должен отказаться от копирования действительности…