Записки из страны Нигде
Шрифт:
Что значит – «для детей надо писать лучше, чем для взрослых»? Больше стараться, что ли? Пока что в этом месте у меня серьезная недоработка: я как писала, так и пишу. И ровно о тех проблемах, которые волнуют меня. Меня, а не абстрактного, воображаемого ребенка.
«Полет Гарпии» - книга, которая появилась после того, как художница Галина Кривошеева создала серию набросков очень интересной и красивой гусеницы гарпии. Которая потом, естественно, превращается в бабочку.
Появилась в моем воображении девочка Катя, которая враждует с мальчишками из параллельного класса. И вот у Кати - новая подруга, страшная с виду гусеница. Теперь и на мальчишек нашлась управа.
Как
В «Полете Гарпии» рассматривается ситуация, когда могло бы возникнуть нечто подобное. Принять гусеницу такой, какая она есть, полюбить ее - это у детей получилось. Но вот она превращается в красивую и, боюсь, довольно безмозглую бабочку, у которой на уме совсем другое. Она даже толком не помнит девочку Катю.
На самом деле такое происходит и в жизни, когда по окончании школы твоя лучшая подруга внезапно прекращает совместные чтения Шекспира, а вместо этого начинает наряжаться, краситься и ходить по свиданиям. Ну да, ничего не поделаешь, она превратилась в бабочку. А ты пока еще – высокоинтеллектуальная гусеница.
Дети в «Полете Гарпии» нашли в себе достаточно мудрости, а может – и силы, чтобы просто отпустить гарпию и остаться благодарными ей за минувшее лето. Никто из ребят не требовал, чтобы гарпия снова стала «такой, как прежде». Да и того, чтобы она была «такой, как я тебя придумала», - от нее никто не потребовал.
В другой моей детской книжке, которая еще не вышла, рассказывается о девочке, которая не любила читать и не хотела даже учить буквы. Книга называется «Мой друг Коряга». И повествуется там о дружбе девочки и, извините, коряги. У коряги есть «глаза» и «рот», а также ветки-конечности, поэтому она довольно легко антропоморфизируется.
Почему дети в сказках часто дружатся с разными странными существами? С джинном, с инопланетянами, с чебурашками?
Об этом я задумалась, когда сама начала писать о детстве и дружбе. И пришла к такому выводу: для любого человека любой другой человек – это «Чужой». Кто там говорил, что «ад – это другой»? Что значит «ад»? Если «ад» - это одиночество, разъединение, т.е. противоположное Богу (Бог – единение, любовь, т.е. сила, заставляющая сближаться Солнце и светила), - то да, «другой», несомненно, - «ад». Однако лишь в том случае, если ты обостренно ощущаешь именно это разъединение, чуждость второго человека, невозможность слияния душ.
В детской литературе разъединенность подчеркивается чисто физически. Твой друг не похож на тебя. Он - другой. Он поэтому и называется – «друг». Внешне это выражено тем, что твой друг – крокодил. Или, в моих вещах, - гусеница, коряга.
Позитивный момент заключается в том, что, невзирая на это вопиющее различие между мной и моим другом, добрые отношения возможны и реальны.
Есть еще одна вещь, и она возможна только в детстве. Это дружба «просто
Взрослый человек практически не в состоянии дружить «просто так», ему обязательно нужно какое-то общее дело с другом. Вот вместе рыбачить, вместе строить на соседних дачных участках, работать над общим проектом – это да, отношения тесные. Закончился общий проект – могут по полгода не видеться. Хотя теплые отношения остаются и подлежат возобновлению в любой момент.
У детей не так: уехал из района - отношения распались. Но, честно говоря, об этом феномене я писать не хочу, он какой-то грустный.
Я не люблю детских книг, которые рассматривают «важные социальные проблемы», особенно исторические: что-нибудь вроде «сталинские репрессии для младшего школьного возраста». Многие социальные проблемы ушли, к счастью, безвозвратно. Я уже рассказывала о том, с каким трудом объяснила собственному ребенку, что такое крепостное право, - и как не смогла, несмотря на все свое красноречие, объяснить, что такое «незаконнорожденные дети».
С моей точки зрения, ребенку гораздо важнее поговорить о том, что рядом с ним, - отношения с друзьями, отношения в семье.
Природа как фактор
00:00 / 10.06.2017
Не любите ли вы описания природы так, как не люблю их я?
В детстве нас мучили, заставляя заучивать наизусть какие-то отрывки из «Бежина луга» и «Войны и мира» (про дуб). Описания природы превратили Тургенева в нелюбимого многими из нас писателя.
И впоследствии, читая Фенимора Купера, я пролистывала многостраничные разговоры о девственных лесах и гигантских озерах Канады, торопясь поскорее перейти к сюжету. Чем хорош был Дюма? Никакой природы! Если он и описывал пейзаж, то исключительно с прагматической точки зрения: стена – удобно ли на нее забраться, роскошная зала – даст ли ее убранство по мозгам врагам графа Монте-Кристо.
На протяжении многих лет в фэнтезийных произведениях встречалось одно и то же: природа отдельно, сюжет отдельно.
Наверное, началось все с «Властелина конец», - как и вообще все, в общем-то, началось с этой книги… Природа, описанная в эпопее Толкиена, - не действующее лицо, а грандиозный фон, на котором разворачиваются грандиозные события. События могут быть грандиозными по числу участников – штурмы, осады, - или по духовному наполнению (Фродо и Сэм идут в Мордор). Так или иначе, природа практически всегда представляет собой препятствие, которое следует форсировать. Причем граница, после которой природа превращается в одного из главных врагов персонажей, четко обозначена. Ее обозначает Сэм: дальше этого места я никогда не ходил, говорит он.