Записки из страны Нигде
Шрифт:
И дальше этого места начинается враждебная среда. Болота, леса, холмы, деревья, горы, вулканы – все пытается уничтожить наших героев.
Иногда природа одушевляется в буквальном смысле: сначала это Бомбадил и Златеника, потом энты (онты)…
В более поздних фэнтезийных произведениях природа вообще превращается в декорацию. Герои и их чувства отдельно, а фон, на котором разворачивается действие, - отдельно. Она даже не враждебна, она не имеет практически никакого прикладного значения, она просто задник сцены. Если действие происходит на другой планете, и на небе две луны, то это не имеет
Я забыла даже думать об этом, пока не прочитала старую книгу. Ну как – «старую», она была написана давно, в начале двадцатого века, а издание, естественно, новое: Симадзаки Тосон «Семья». Там довольно много описаний природы. Все они лаконичные, буквально один короткий абзац, все они маркируют время года. Если бы эти абзацы были картинами, они висели бы в нишах традиционного японского дома. Знаете, такие свитки – то с пионами, то с хризантемами, то с прыгающими рыбами, то с ивами? Вот эти самые картины.
В романе «Семья» природа играет особую роль. Смена времен года постоянно напоминает читателю о течении жизни. Причем под конец, когда дни одного из персонажей сочтены (а он еще даже не подозревает об этом, пока у него не откроется кровохаркание), природа вообще воплощена в образе текущей под окном реки.
В минуты смятения героя другого романа того же автора, «Нарушенный завет», природа мрачна, идет дождь, стоят сумерки, бесприютность буквально свищет между строк. Природа то безмятежна – «как она может, когда у меня такие проблемы», то враждебна, то равнодушно-прекрасна, то дружественно-соблазнительна, и тогда герою стоит больших усилий не пойти на поводу у своих запретных чувств.
Читая книгу, написанную в далекой стране, в далекие годы, я вдруг вспомнила о «роли описаний природы» в традиционной литературе. Мы забыли об этом. Мы пишем о природе просто как о чем-то, что неизбежно в романе. Как неизбежны приемы пищи у героев, секс или драки (если речь идет об экшене). А ведь «природа» в тексте – это мощное выразительное средство…
Тургенев!.. Прости!..
Как слово отзовется
00:00 / 13.06.2017
Когда человек пишет, тем более – много пишет, ему стоит быть готовым ко всему. В том числе и к тому, что некто попытается переложить на него ответственность за свои поступки.
«Почему ты убил старушку?» - «А я в книжке у одного писателя прочитал, что старушек убивать вполне себе полезное занятие»…
Чувак. Есть еще одна полезная книжка, «Уголовный кодекс» называется, там написано нечто диаметрально противоположное. Или другого писателя можно почитать, защитника старушек. Тут ведь на кого попадешь.
У меня давно уже складывается ощущение, что мы живем в синтетическом мире. Намеренно не хочу говорить о «лицемерии», это категория нравственная, - а исключительно о стремлении поставить некие охранные буферы между человеком и реальностью. Заболело что-то? Съешь таблетку.
В принципе, я не против полиэтилена. Малолеткам даже при случайном листании книги в магазине не обязательно видеть в тексте матерные слова или эротические сцены. Хотя по жизни они наверняка уже все слышали, видели, а многие и трогали.
Но хочется сказать немного о другом. О представлении касательно чуть ли не «мессианского» назначения литературы. Воспитывающего и направляющего. Мы же, вроде как, расстались с «проклятым советским прошлым», когда дети зомбировались книгой «Как закалялась сталь». Сейчас и выбор огромный. Хочешь подпитать эгоизм, найти «подтверждение», что это хорошо и правильно, - вот тебе, деточка, история непонятой ведьмы, которую все не любили, а она потом отомстила. Хочешь ощутить себя борцом за счастье всех людей – вот тебе история робингуда. Желаешь подтверждения тому, что все люди – сволочи, и ты не лучше (таков уж наш мир!) - пожалуйста, очередной постапокалипсис, где все друг друга жрут, топят и обкрадывают. И про вечную любовь найдется, и про то , что не бывает вечной любви, и даже про то, что убивать старушек полезно…
Я продолжаю считать, что влияние литературы (да и кино) на умы сильно преувеличено. Особенно сейчас. Во всех смыслах. И нравственным человек станет не благодаря хорошей книжке. И к дурному подтолкнет его не книжка, отнюдь.
В книге он может найти подтверждение своим мыслям. Но может пойти и «от противного». Это как с семьей: у одних алкоголиков дети принципиально непьющие а у других тоже алкоголики. Не угадаешь, как повернется.
Роман о ворах и проститутках вовсе не делает читателей ворами и проститутками, и обвинять автора в том, что его книга сбила с пути истинного честную девушку, отправив ее прямиком на панель, - мягко говоря, глупо. Почему других не отправила, а эту отправила?
Факторов для принятия решения и совершения поступка всегда больше, чем один. Книга/фильм/комьютерная игра/разговор по телефону/чей-то пример могут утвердить человека в решении, а могут отвратить его от решения. Могут оказаться решающими, а могут – дополнительными. Но могут вообще никакой существенной роли не сыграть.
Однако следует помнить и о том, что литература (пока люди читают) всегда будет оставаться в зоне риска, потому что какие вещи вычитывают читатели в твоих текстах – писателю в жизни не предугадать. И каким бы осторожным он ни был, он идет по минному полю. Взорваться способно что угодно.
Даже в такой «безопасной», казалось бы, области, как детлит.
Перечитаем глазами маньяка те же «Игрушки» Агнии Барто.
«Зайку бросила хозяйка» - история о разводе, либо об увольнении работника, либо о брошенных детях. Психологическая травма, первый толчок к убийству «родительской фигуры» (учителя, заведующего детским домом, уборщицы).
«Наша Таня громко плачет» - история о том, что мать должна отпускать свое дитя, оно не погибнет в житейских водах. (Первый толчок к сложным отношениям с матерью).