Записки нечаянного богача 4

Дмитриев Олег

Мила и Бадма, а с ними, понятное дело, и Лорд с Тёмой, ждали прибавления. Постоянно подкалывая нас с Надей, чтоб догоняли. Мы отшучивались, что, мол, нам больше процесс нравится, чем результат, и вообще: будет у вас по трое — приходите, поговорим. Два колобка на последних неделях облюбовали «Арарат-2» настолько, что, кажется, только на осмотры и ночевать отсюда выбирались. Надя, как неотъемлемая часть «теневого ночного правительства Города», соответственно тоже. Их ещё называли «женсовет», «триумвират» и, почему-то, «комитет». Они на людях сердились и возмущались, но мы с мужиками знали — жёнам льстило такое внимание. Им было невдомёк, что Док давно распорядился, чтобы где-то рядом постоянно стояла машина «скорой», и что в роддоме тоже были давно готовы. Как и то, что мировой слёт акушеров-гинекологов и ещё каких-то родовспомогателей, проводимый с демонстрацией ведущих новинок профильного

оборудования, тянувшийся в Городе уже почти месяц, был организован не просто так. И что помимо нескольких десятков контрактов на приличные суммы, по которым больница и ФАП-ы, вотчина моего друга Стаса, оснастятся в ближайшее время ещё лучше, хотя куда уж, казалось бы, Город прирастёт ещё несколькими семьями. Люди, что приезжали к нам, все, за крайне редким исключением, хотели остаться. Отбор тут был похлеще, чем в «Кремлёвскую роту», как говорил Головин. Но за эти два с небольшим года мы уверились полностью — решение подбирать поселенцев штучно было совершенно верным. Создать такой Город, такую замкнутую экосистему, уникальную социальную группу как-то по-другому просто невозможно.

А завтра был запланирован праздник. Исполнялось два года «Трём медведям». И Городу. Новые Княжьи Горы тоже готовились отмечать день рождения. И, как водится у нечаянных богачей, без сюрпризов мы обойтись просто не могли.

Глава 2

Приветы из прошлого. Начало

То выступление трёхцветного трио на острове мы вспоминали частенько. И выход из-под сени деревьев, и драматическая пауза — и апогей, с демонстрацией того, что шутки шутками, но могут быть и дети, как ещё давным-давно, до моего рождения, говорил мудрый Райкин. И нашу реакцию тоже.

Я тогда с тяжким вздохом поднялся, отряхнул ладони от белоснежного песка и скорбно шагнул к трём замершим в непонимании ангелам. Обнял своего, сухо, по-деловому. И сообщил:

— Мужайтесь, дорогая! — дёрнув при этом подбородком, как незабвенный штабс-капитан Овечкин из «Новых приключений неуловимых».

Надежда не подвела, мгновенно выдав в ответ с интонацией гнусавого Кролика из «Винни-Пуха»:

— Уже уходите?

Держать независимое и невозмутимое лицо сделалось невозможным, да уже и незачем. Я подхватил жену на руки, подкинул, поймал, перехватив поудобнее, обнял уже по-настоящему и расцеловал. К этому времени начали шевелиться лежавшие на песке друзья, подобного опыта не имевшие, как и жён с таким идеальным чувством юмора, как моя.

— Эт-то то, о ч-чём я думаю? — ткнул пальцем в полоски Головин. Бледный Головин. Чуть заикающийся, бледный и с обалделым видом Головин, какого, готов спорить, никогда никто и нигде не видал, ни в тех примерно краях, ни в этих.

— Откуда я знаю, о чём ты там думаешь? — резонно отреагировала Бадма, качнув загорелым бедром. Чем заморозила приключенца ещё на пару минут.

Финансовый гений предсказуемо сложил два и два быстрее военного — Лорд подхватил и закружил Милу, вопя что-то непонятное, но крайне эмоциональное. Тут догрузилось понимание картины и у Тёмы. Он сцапал неуловимым, но каким-то бережным движением, свой цветок прерий и запустил второе торнадо на песке, рядом с Ланевскими, ухитряясь как-то не пересекаться траекториями. Специалист, видно по нему.

А потом мы затребовали у Антуана и Анетты праздничный ужин, с которым наши новые друзья, тёмные снаружи, но очень светлые внутри, не подвели. Проводив жён, ставших, как ни странно, ещё более любимыми, мы уселись прямо на ступеньках бара, что был ближе к избушкам-бунгало, и принялись приводить взъерошенные эмоции в порядок. При помощи рома, понятное дело.

— Я, Дим, сейчас запоминать могу, но не хочу и не буду. Но завтра мы на вас с Надькой насядем плотно. И так, и под запись возьмём, на всякий случай. Просто предупреждаю, — просто предупредил Тёма. Серёга, сидя рядом с ним, горячо кивал, подтверждая своё участие в завтрашнем брифинге молодых родителей.

— Не вопрос, мужики. Всё, что знаю и помню — расскажу. А пока, раз у нас сегодня последний спокойный день, отдыхаем, смотрим на звёзды и слушаем прибой. И чаечек. Ну так, в целях тренировки, — ответил я. И как в воду глядел. И лучше бы в части чаечек, конечно…

Каким боком у них в головах всплыл «Лев мисс Мэри» и прочие Аланы Квотермейны — я не понял. Но это и не важно было. Понимать то, что происходит в мозгах беременных — дело неблагодарное, гиблое даже, я бы сказал. Потом. Тогда ничего не сказал. Хотите сафари — нате сафари. Вышло так, что мужья ваши оказались не самыми бедными людьми и в этом полушарии, и в нашем, поэтому ни с организацией, ни с оплатой вопросов не возникло. С первым помог Тёма и кто-то из его многочисленных сослуживцев, раскиданных по миру так, что и не придумаешь.

Кто-то, кому надо было, придумал — а тебе не надо. Главное — помнить, что «у России нет никаких границ, у России есть только горизонт», как замечательно сформулировал в своей прекрасной песне Игорь Растеряев. И вот мы уже летим в Додому, фальшивую столицу Танзании, от названия которой у меня в памяти постоянно всплывал амбициозный царь Додон из сказок Пушкина. Которого то ли жареный петух клюнул, то ли иной какой-то беспилотник, но в любом случае кончилось там всё, как водится в русских сказках, препогано. Головин тоже пару раз пошутил грустно, что «лучше бы до дому, конечно, чем в Додому». И обмолвился, что «примерно в этих краях» уже бывал. И что госпиталя в Танзании — редкое барахло.

Хороший автобус, чистый, новый и с кондиционерами, забрал нас прямо с лётного поля и повёз куда-то сквозь пригород, смотревшийся откровенно бедновато и страшновато. И даже два песчаного цвета Лендровера, длинных, сто десятых, что шли впереди и позади нас, как-то уверенности не добавляли. Поспокойнее стало только когда город и выселки остались позади, а вокруг нас раскинулась саванна, которую я видал до тех пор только в мультиках и в кино. Как сейчас помню, одно из первых романтических переживаний — кинолента «Шина — королева джунглей». Тогда, в босоногом детстве, картина казалась верхом киноискусства. Потом, уже в универе, кажется, попробовал пересмотреть ещё раз, случайно наткнувшись на одном из популярных трекеров. Очень зря. Даже с небольшой высоты прожитых лет ни игра актёров, ни режиссура, ни сценарий не смотрелись, хоть ты тресни. Оператор немного «вывозил», и то в основном тем, что не мешал камере скользить по африканским пейзажам и туловищу главной героини.

На берегу озера, которое оказалось водохранилищем с почти среднерусским названием Мтера, в дельте реки с совершенно родным именем Большая Рваха, нас встретил абсолютно рязанского вида мужик, правда, с ядрёным местным загаром и выгоревший аж до седины. Или он и был седой — непонятно. Следом за ним к воротам то ли мини-отеля, то ли большого глемпинга вышла дородная местная женщина в ярких цветастых одеждах. И прильнула к плечу рязанца. Любовь — страшная вещь, конечно.

Илюха, как представился владелец здешних земель, на которых расположился уютный семейный отельчик, причал, спортплощадка, мини-зоопарк, две фермы, «ну и так, кой-чего по мелочи» окончил Рязанское воздушно-десантное училище, которое он называл в разговоре сложным заклинанием-аббревиатурой «эР-Вэ-Вэ Дэ-Кэ-У». При том, что служил в морской пехоте. Поэтому тельняшки мог носить как с голубыми, так и с чёрными полосками. Когда речь зашла про тельняшку — аж разулыбался, пояснив сперва, что давно этого слова не слышал, скучал, оказывается, по нему. А потом как-то вскользь добавил, что в принципе все цвета носить имел право, кроме оранжевого. Внутренний скептик на это покопался в нашей с ним общей памяти и озадачился. Выходило, что цветов полосок на тельниках мы с ним знали семь: черный для морпехов и подводников, синий для морфлота, небесно-голубой — для войск дяди Васи, зелёный — для пограничников, краповый — для внутренних войск, гвардейцев и их спецсил, васильковый — для чекистов и оранжевый — для спасателей МЧС. И если, как обмолвился Илюха, он был всем, кроме спасателя, то интересоваться, как он сюда попал и что здесь выполняет, решительно не следовало. Об этом скептик с подключившимся на васильковых полосках фаталистом заявили очень уверенно, хоть и чуть взволнованнее, чем следовало бы. Взвизгнули практически. И я плавно перевёл разговор от формы обмундирования к окружающей среде.

А тут, видят Боги, было о чём поговорить.

Вся территория отеля или, как привычно именовал её хозяин Илюха, «базы», располагалась на берегу озера, оказавшегося водохранилищем, откуда справа от «ограды периметра», как он официально называл забор, вытекала или куда втекала та самая Большая Рваха. Аня, увидев с пригорочка, на который мы вышли на обзорную экскурсию после вселения в домики-хижины-бунгало, настоящих жирафов, буйволов и ещё какую-то здешнюю скотину, встала как вкопанная, оборвав очередную восторженную фразу на полуслове. И стояла молча минут десять, если не больше. Чего в моменты бодрствования позволяла себе крайне редко.

— Папа, а тут львы есть? — едва ли не шёпотом спросила дочь, проводив взглядом гордую жёлто-коричневую длинную шею, увенчанную конской головой, только с рогами. Изящный красавец-жираф уходил с водопоя стильно покачиваясь, как топ-модель.

— Думаю, да, Анют. И гепарды, и леопарды, — предположил я.

— А куда б им деться — есть, конечно. Тут же что слева, что справа — национальный парк, вот и ходят, как у себя дома. Ближе к вечеру слоны придут. А во-о-он там — бегемоты, только их отсюда плоховато видно. Но можно поближе подойти, — предложил радушный хозяин.