Записки нечаянного богача 4

Дмитриев Олег

Про «последний шанс» прозвучало как «выдернул единственную алмазную шерстинку со шкуры Великого Льва, не дожидаясь, пока он заснёт». Эх, бабуля, вот бы Головину да научиться у тебя такой лирике. А то у него всё только «чудила», «победила», колдун да убогий…

— Выпей, белый Волк. Это поможет тебе вернуться в тело и одолеть боль. Кости срастутся быстрее. Спасибо тебе за правнучку. Спасибо за новое будущее для всех шамбала!

И странный блестящий половник, рукоять которого была покрыта не то резьбой, не то чеканкой, коснулся моих губ. Напиток не был ни горячим, ни холодным. А сама поварёшка, кажется, была вовсе не железной. Судя по ощущениям — дерево! Как наши резные ложки липовые! А потом

меня будто током ударило, да не тем, что из розетки, а тем, что от высоковольтки, когда от жертвы остаются только оплавленные дымящиеся резиновые сапоги…

Солнце, яркое африканское Солнце, которое тут было, кажется, втрое больше, чем дома, резануло по глазам, заставив тут же зажмуриться и дёрнуться. И, конечно, сразу же глухо взвыть, потому что движение принесло боль. Но, видимо, какой-то опыт уже стал накапливаться — её я воспринял с настоящей искренней радостью. Проведя логичную параллель: Дима болит — значит, Дима живой. Это не могло не радовать, конечно.

Когда удалось снова открыть глаза, смаргивая слёзы, что хором вышибли Солнце и боль, получилось разглядеть занимательную картину.

Под раскидистым деревом, крона которого плоско расстилалась над землёй на высоте метров трёх, будто китайский бумажный зонтик, сидели в обнимку Илюха и щуплая девчонка-негритянка лет двадцати, с неожиданным светлым прямым каре, чем-то напоминавшим причёску легкомысленной стюардессы из фильма «Пятый элемент». Глаза у них обоих на лицах помещались, кажется, из последних сил. И если для жителей чёрного континента это было в порядке вещей — у них в принципе строение глаз такое, выразительное — то рязанский морпех вызывал опасения. Мне сходу не удалось представить, что могло бы вызвать подобный мимический взрыв на физиономии засекреченного отельера.

Чуть правее от них зашевелилась трава и кусты. Внутренний скептик тут же предположил крадущегося леопарда и заголосил, забил тревогу. Но Илюха и неожиданная блондинка-негритянка не среагировали на шелест никак.

— Да когда ж я, наконец, сдохну-то?! — сдавленно-сварливо прозвучал оттуда голос стального приключенца. А следом, раза с третьего, поднялся и он сам. Не весь, не в полный рост — просто сел в траве. Разевая рот, как выброшенная на берег рыба. Забыв про свой фирменный прищур. Он, морщась, растирал большими пальцами ладони. И, кажется, легонечко дымился. Ну, или это жар в саванне такой эффект давал. Между мной и ним было метров пять.

— Это чего щас было, Башка? — выговорил наконец морпех, протирая глаза. Удалось это ему не сразу, потому что девчонка вцепилась в правую руку намертво. Но он вряд ли обратил на неё внимание, потому что шевелилась она в такт с плечом и локтем, как пышный волан на рукаве платья. Или какой-нибудь погон с аксельбантом, принимая во внимание героическое секретное прошлое хозяина багги.

— А это, Илюх, называется «Волков очнулся — всем лежать». Ох, мать-то, как под связку светошумовых попал… Да на оголённом кабеле стоя, — Головин попробовал встать на четвереньки, но завалился набок в траву, пропав из виду. Только сиплые матюки, доносившиеся оттуда, давали понять, что Тёма жив и, вероятно, здоров. Будет. Чуть позже.

Морпех вскочил, снова не обратив внимания, что девушка так и висела у него на руке. Ноги её лентами мотнулись вслед за ним, рванувшим к другу. Закинув правую руку Тёмы себе на левое плечо, он помог ему подняться и дохромать, хотя скорее дотащиться до дерева, под которым они снова уселись на сухую жёсткую траву. Навесное оборудование в лице блондинки и приключенца отстыковалось от Илюхи, и троица переводила глаза друг на друга. Временами непонятно поглядывая на меня.

— Поправь

меня, если я что-то напутаю, Башка. Дружок твой поймал девку, что свалилась с неба, с высоты девятиэтажки примерно. Для этого он взбежал по вертикальной скале и сиганул ей навстречу, частично погасив скорость падения и сбив вектор. Поэтому они не изломались и не изорвались о камни у подножия, а брякнулись в нескольких метрах от них. Судя по звуку — скалолазка товарища твоего раздавила, как жука колорадского. Я такой звук последний раз из-под гусениц слышал. — Илюха передёрнулся, видимо, вспомнив не самое приятное. — Ты выпутался-таки из колючек, в которые влетел на полном форсаже, как носорог, и кинулся к нему. Я оттащил альпинистку, чтоб не мешала. Я видел своими глазами — он не дышал, рук-ног не чуял и пульса у него тоже не было, раз уж ты надумал массаж сердца проводить. А потом я не понял. — Выражение лица морпеха в последней фразе сомнений не оставляло.

— А я не брусок точильный и не напильник, чтоб тебя править, Умка, — пробурчал Головин, выдав, наверное, сверхсекретный позывной Илюхи. На который тот, впрочем, не среагировал. — Но в целом всё верно. Так всё и было. И опять он, падла эдакая, ожил. И нет бы по-людски: глазками полупать, покашлять, кровью поплеваться, как раньше! С каждым разом всё сильнее током бьётся, гад! Я тебя, Волков, больше трогать не буду, ну тебя к чёрту! Палкой потычу — и хватит, лежи себе, остывай!

Тёма расходился не на шутку, позволяя мне думать, что чувствовал он себя уже значительно лучше. Но тут взвилась девчонка, подскочив и встав между нами. Она что-то громко и убедительно орала прямо в лица Ильи и Головина. Я не понимал ни единого слова. Через минут пять, когда она начала делать паузы в словах, в одну из них вклинился морпех Умка с какой-то ремаркой. Тут я узнал знакомое слово, целое одно. Мсанжилэ. Имя ведьмы.

Оно сработало на вопившую чёрную девушку как, в прямом смысле, снег на голову. Вряд ли что-то ещё могло бы так поразить её. Кроме, пожалуй, недавнего бреющего полёта большого белого человека в кусты. Она буквально в прыжке обернулась ко мне и рухнула на колени, вытянув руки в мою сторону. Немая сцена затягивалась.

— Тём, дай попить, а? И помоги встать. Ну или сесть, хотя бы, — попросил я почти нормальным голосом. Чуть пошевелив плечами, понял, что усесться смогу точно. А то снизу обзор был так себе, неудобный.

— Искрить не будешь больше, трансформатор ты лежачий? — уточнил он, кряхтя и пытаясь дотянуться до рюкзака.

— Не должен, — неуверенно ответил я. — Ты это, может, в самом деле палкой сперва? Хотя, заземлить же вроде должно было.

— Заземлить тебя должно было при первом же касании поверхности, Икар. Это физика, электростатика, десятый класс, — пробурчал морпех, не сводя с меня глаз.

— А он — гуманитарий, Илюх. Они с физикой друг друга с детства вызывающе игнорируют, сам же видел, — Тёма озирался, явно в поисках упомянутой палки. Нашел какую-то ветку возле дерева, опёрся на неё, тяжело встал и направился ко мне с бутылкой воды. — А ещё с биологией, анатомией, физиологией и геологией. И с экономикой, но тут — это Серёге уже соболезнования.

— Исключительный человек… Как жив-то до сих пор остался? — еле выговорил отельер, внимательно глядя, как стальной Тёма на полном серьёзе осторожно касается палкой моей руки. Причём, держа её так, чтобы сразу выронить, если вдруг что — чуть ли не двумя пальцами.

— Дык чудом, Умка. Вот поспокойнее станет — я тебе про людоеда одного расскажу. Они ведь его загрызли тогда с Серёгой, хоть и не признаются, ага. Я читал и смотрел протокол осмотра — волос стынет! Будто стая волков растерзала пенсионера, — Головин сел рядом и протянул мне воду. Я присосался, словно до этого последний раз пил не вчера, а никогда.