Записки нечаянного богача 4

Дмитриев Олег

— Товарищ Второй! Докладывает Волк! — с серьёзным видом повернулся я к Головину. — Агент Лобо задачу выполнила отлично. Предлагаю представить к награде и внеочередному званию.

Аня вытаращила глаза, переводя их с меня на Тёму. Врунгелян с Ланевским тоже натянули серьёзные «взрослые» лица, хотя видно было, что от смеха удерживались с трудом.

— Благодарю за службу! — Головин вскинул руку в воинском приветствии, глядя на дочь. Которая с перепугу прижалась ко мне. — Награды подвезут вскоре, а со званием боюсь промахнуться: за княжной идёт княгиня, а этот пост у нас занят пока.

— Предлагаю дать старшую княжну, —

из последних сил сдерживая смех, предложил я.

— Нет возражений, товарищ Волк! Есть — «дать старшую княжну»! Агент Лобо! С этого момента ты — старшая княжна! — отчеканил стальной приключенец. Я б так точно не смог.

— Да здравствуют Княжьи Горы! — звонко выкрикнула Аня, шагнув вперёд, как пионер-герой.

И все, кто был рядом, а их явно было за сотню, устроили овацию, смутив её до самой последней крайности. Я вскинул дочку на плечи и шагнул вперёд, за парнями, улыбаясь и кивая, здороваясь за руки с радостными и счастливыми людьми.

Над холмом неслось «Как прекрасен этот мир» Весёлых ребят.* Столы наполнялись закусками, как по волшебству. Видно было, что кроме персонала наших кафешек тут помогали добровольцы, взрослые и дети, и их было много. Будто большая, огромная семья собралась за столом, и каждый хотел помочь в меру сил. Друзья вели меня к вершине, на которой перед экраном виднелся какой-то помост, сцена, наверное. Сам же огромный телевизор, развёрнутый по дуге, но так, что видно его было, кажется, с любой точки, показывал тот самый кадр, что стал визитной карточкой Города, снятый когда-то Женькой-Джесси: золотые лучи восходящего Солнца ложились на Княжьи Горы, как Божьи ладони.

Я ловил себя на мысли, что, кажется, начинал понимать, почему так «выстрелила» в прошлый раз наша задумка со свадьбами. Увидеть в одном месте столько звёзд, услышать музыку, которую не ожидаешь, следить за небывалым и невозможным представлением — это чудо, конечно. Которое не может оставить равнодушным. Проходя мимо столов, за которыми сидели и улыбались мне знакомые и незнакомые люди, я понимал это, чувствуя всем сердцем.

— Не робей, пап! — прошептала в ухо Аня, наклонившись.

— Заметно, да? — уголком рта негромко спросил я.

— Ага, как на ходулях идёшь. Мне вон выступать скоро — я же не боюсь. Ну, почти, — поддержала она, как смогла. Идти от этого легче не стало, но на душе потеплело.

За нашим столом, что стоял первым от сцены, к которой слева и справа тянулись знакомые ленты травелаторов, сидели жёны, мама с Петькой, махавшим мне так, будто виделись последний раз не вчера, а лет пять назад, и Антоша с Таней, его подругой. Она была одной из тех двух девчат, что остались помочь убраться в нашем доме после той самой памятной тусы. Не ошибся я, подумав, что может из этого могло получиться что-то хорошее. Таня отчаянно смущалась, но сын, имевший опыт участия в мероприятиях, не имевших аналогов в истории мирового шоу-бизнеса, держал её за руку и что-то уверенно говорил в алеющее ушко.

С другой стороны от них за нашим столом были припаркованы транспортные средства бабы Даги и Джесси. Дагмара Казимировна, привычно принюхивалась, держала за руку Милу, что сидела справа, а тайный гений Курочкин колдовал над планшетом, постреливая глазами то на экран, то, почему-то на лес за ним.

Левее были места для, как и в прошлый раз, на стадионе, ультра-супер-капец-вип-премиум

гостей, глядя на которых ещё сильнее краснела Антошина Таня и даже, неожиданно, Петька. Там был и Михаил Иванович, крёстный «трёх медведей», который не мог пропустить праздника, и отец Ларион, и Александр Васильевич, как раз сейчас беседовавший с господином из Администрации. Со Второвым что-то обсуждал сенатор Кузнецов, иногда вежливо уточняя что-то у сидевшего рядом Владимира Ивановича Дымова.

С другой стороны шли столы с артистами, звёздами культуры и спорта. На открытие нашего стадиона в том году приехали по настоятельным просьбам невероятно уважаемых тренеров, пусть и по другим видам спорта, хоккеисты, футболисты, баскетболисты и боксёры. Часть из них была и сегодня. Та, что решила остаться жить в Княжьих Горах. То же самое случилось и с актёрами, и с певцами, и с музыкантами. Поэтому попасть в наши музыкальную школу и театральную студию было всё равно, что сходить в лучшую консерваторию или урвать билеты в Ленком, Современник или МХТ имени Чехова. Несколько подруг и друзей бабы Вали, приехав к ней в гости, не захотели уезжать, и теперь тоже стали одними из центров притяжения Города.

Около часа ушло на то, чтобы все расселись и гул начал неохотно затихать. На экране погасло изображение Княжьих Гор в лучах рассвета, и зашумел-замахал ветвями тёмный лес.

— Мы рады приветствовать дорогих жителей и уважаемых гостей Города-именинника, -раздался знакомый голос, так похожий на Левитана. И слышно его было, наверное, не только на холме, но и на крепостных стенах, и, пожалуй, довольно далеко за ними. Не зря же я видел среди гостей того самого звуковика.

— Мы с вами — живые свидетели настоящего чуда. Совсем недавно на этом самом месте шумел вот такой же лес, и жили в нём дикие звери и вольные птицы. Сегодня здесь вырос и продолжает расти Город, который по множеству самых авторитетных оценок не имеет аналогов в мире. А началось всё далеко отсюда, очень далеко, на другом континенте.

Над холмом зазвучала музыка — и я вздрогнул. Эта песня была в числе моих любимых, причём стояла ближе к началу. На сцену вышел мужчина в шляпе и усах, с хищным носом с узнаваемой горбинкой и в тёмных очках. И запел, неспешно шагая, про то, как «Далека дорога твоя».** За спиной его на экране потянулись кадры из жаркой Африки: саванна, звери, приметный профиль Качвано Пэндо. Блеск заходившего Солнца, отразившийся сперва в кресте на маковке белого храма, а потом и в рядах окон отеля-санатория. Многие из наших жителей уже побывали там, как и на Дальнем Востоке, на заливе Посьета, и в Белой Горе — каждый мог выбрать направление, куда поехать в отпуск. Эти, «наши», направления были, как говорил Лорд, «субсидируемыми». Что это точно означало — я не знал, но Ланевскому верил, что хуже он не сделает.

Герой моего и много чьего детства и молодости закончил песню, уже подъехав на травелаторе к нашему столу. Я вышел навстречу на совершенно деревянных ногах. Он поздравил меня, пожал руку, хлопнул по плечу и обнял. А после отправился неторопливой походкой к одному из столов со звёздами, где я только сейчас заметил свободное место, как раз возле корифея казачье-еврейских песен — земляки, видимо, решили держаться поближе.

— На сцену приглашается Артём Михайлович Головин, — вдруг требовательно выдал «Левитан».