Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966

Чуковская Лидия Корнеевна

. . . . . . . . . . . . . .Нам остались забор и лужайка,Чтобы все повидать наконец.Чтобы вышла седая Хозяйка,Приглашая гостей во дворец.Ты забудешь вокзал и киоски,Ахнув, словно в кино детвора:Почему на высокой прическеНе надета корона с утра?Все забудешь ты в этом чертоге,Где

сердца превращаются в слух,Подивясь на волшебные строки,На ее верноподданных слуг.Нет, на старость они не похожи,Потому что сюда, в кабинет,Или Смерть, или Молодость вхожи,Но для Старости доступа нет.Может, песню ты сложишь про это,Чтоб друзья подивиться могли,Как спокойная гордость поэтаСтала гордостью русской земли.

1960

(«Об А. А.», с. 328–329)

25а Примеч. ред. 1996: Речь идет о стихах Александра Гитовича «Из цикла «Пикассо»», напечатанных в ленинградском альманахе «День поэзии» и в его книге «Звезда над рекой». Оба эти издания вышли в конце 1962 года. Почти одновременно правительство посетило художественную выставку в Манеже и там разразился скандал. Стихи Гитовича прозвучали как своего рода протест против вмешательства невежественной власти в искусство.

В стихотворении «Пикассо» поэт говорит:

Нет, я не варвар. Я не посягнуНа то, что мне пока еще неясно,И если половина мне прекрасна.Пусть буду я и у второй в плену.

Чтобы оценить еретичность подобных признаний, достаточно вспомнить тогдашнюю реплику Хрущева по адресу скульптора Э. Неизвестного: «В этом человеке… – дьявол и ангел. Дьявола мы в нем убьем, а ангела надо поддержать…» (см. воспоминания художника А. Рабичева в сб: «Другое искусство: Москва 1956—76». М.: «Моск. коллекция» и «Интербук», 1991, т. 1, с. 105).

В тех же воспоминаниях говорится: «Члены правительства с возбужденными и злыми лицами, одни бледнея, другие краснея, хором кричали: «Арестовать их! Уничтожить! Расстрелять!» Рядом со мной Суслов с поднятыми кулаками кричал: «Задушить их! "» (там же, с. 101–102).

Вызовом искусствоведам из Политбюро прозвучало и другое стихотворение А. Гитовича из цикла «Пикассо» – «Бессонница»:

…А тот, кто в искусстве своем постоянен,Кто дерзок в раздумьях и ереси прочей —Его никогда не боялся крестьянин,Его никогда не боялся рабочий.Боялись его короли и вельможи,Боялись попы, затвердившие святцы,И если подумать, то – господи боже! —Его кое-где и поныне боятся.

26 …и кто-то еще. – По-видимому, Дмитрий Бобышев. Об этих четверых, тогда совсем молодых поэтах (Дмитрий Бобышев, Иосиф Бродский, Анатолий Найман, Евгений Рейн), А. Найман вспоминает: «…мы не декларировали направления, не выпускали манифестов,

не находились в оппозиции к другим группам и если чему себя противопоставляли, то лишь вязкой бесформенности поэзии официальной или намеревающейся стать официальной. Ахматова однажды назвала нас «аввакумовцами " – за нежелание идти ни на какие уступки ради возможности опубликовать стихи и получить признание Союза писателей» («Рассказы…», с. 73).

27 «Былое и Думы», гл. XVI. – См.: А. И. Герцен, Собр. соч. в 30-ти томах. Т. 8. М.: Изд-во АН СССР, 1956, с. 290.

28 Письмо Пушкина… о Гавриилиаде. – 1 сентября 1828 года Пушкин из Петербурга писал князю Вяземскому в Пензу:

«Мне навязалась на шею преглупая шутка. До правительства дошла наконец Гавриилиада; приписывают ее мне; донесли на меня, и я вероятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дмитрий Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность. Это да будет между нами». (А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах. М. – А.: Изд-во АН СССР, 1949, т. X, с. 250.)

Письмо сочинено Пушкиным в расчете на перлюстрацию. Выдумкой об авторстве Горчакова он надеялся защитить от преследований подлинного автора – самого себя.

29 «Флобер, бессонница и поздняя сирень» – строка, сильно напоминающая манделыптамовскую: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса» (ББП-М, с. 92). У Мандельштама никакой сирени; однако в стихотворении Ахматовой «Тень» ман-делыптамовский звук не случаен: оно обращено к той самой Саломее Андрониковой, в которую был влюблен Мандельштам. Недаром эпиграф взят Ахматовой из стихотворения, посвященного Мандельштамом – Андрониковой: «Что знает женщина одна о смертном часе» («Соломинка» [черновик] – ББП-М, с. 272).

30 Опровергать надо там… – А. А. предпринимала неустанные попытки опровергать. Вот, например, отрывок из ее письма к французскому литературоведу, специалисту по русской литературе Жоржу Нива, который в 62-м году перевел на французский язык воспоминания С. К. Маковского о Гумилеве и прислал их Ахматовой:

«Этот очерк содержит бесчисленное количество ошибок, которые надо приписать возрасту писавшего и его дурным источникам», – сообщила А. А. Жоржу Нива 7 июня 1963 года («Сочинения», т. 3, с. 354).

Примеч. ред. 1996: Ахматова обдумала свои возражения против статей Маковского и Струве и «с цитатами, датами, доказательствами, ссылками, разъяснениями… принялась устно излагать сущность дела… Анна Андреевна, конечно, продиктовала свой протест многим, да и сама записала, и в неведомое нам будущее доберутся, быть может, когда-нибудь чьи-нибудь листки» (см. с. 111–112).

Другим опровержением там должна была стать, по замыслу Ахматовой, ее биография, написанная английской славистикой Амандой Хейт и в значительной степени отражающая взгляды самой А. А.

Это подтверждают, в частности, и дневниковые записи Ю. Г. Оксмана:

«А. А. очень многое диктовала о себе и своей работе одной англичанке, которая пишет о ней книгу» («Воспоминания», с. 646).

Из книги можно почерпнуть возражения против мемуаров С. Маковского и Г. Струве (а также и Георгия Иванова), услышанные автором от Ахматовой (см.: Amanda Haight. Anna Akhmatova. A Poetic Pilgrimage. N. Y.; L.: Oxford University Press, 1976, p. 177–178. Книга переведена на русский язык: А. Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. М.: Радуга, 1991, с. 188–190).