Записки оперного певца
Шрифт:
Отдельные сцены (хотя бы «обморок» Розины в момент похищения у нее письма доктором Бартоло) до сих пор кажутся мне непревзойденными сценами в комической опере.
Пресмешной спектакль получился из «Свадьбы» В. Г. Эренберга (1875—1925). Адвокат по профессии и музыкальный дилетант, он снискал себе большую славу сатирическими операми «Вампука, или Невеста африканская» и «Гастроль Рычалова», в которых ядовито высмеял окостеневшие формы итальянщины. Много остроумной иллюстративности было вложено и в музыку чеховской «Свадьбы». Кстати скажу, что в этой опере неожиданно раскрылись комические способности многих
Очень своеобразно была поставлена «Кармен» Бизе. Действие переносилось в начало XX века. В связи с этим солдаты были одеты в мундиры «хаки», а Кармен — как простая работница с табачной фабрики. Свой лучший наряд она надевает только для последнего акта. Эскамильо и матадоры появлялись в летних городских костюмах: шляпа-канотье, серый пиджак с «кокеткой» и накладными карманами, белые брюки и туфли. С будничным видом персонажей в первых актах ярко контрастировали богатейшие наряды последнего.
Первая картина планировалась следующим образом. Сцена представляла большой двор с табачной фабрикой направо и домом ее владельца налево. В первом этаже хозяйского дома была караулка для охраны. За столом у входа в караулку солдаты балагурили, курили и играли в карты. Караульный стоял на часах.
В глубине сцены были большие ажурные ворота, выходившие на городскую площадь. Там все время показывались отдельные прохожие, но так, что это не отвлекало зрителей от происходящего на сцене.
При поднятии занавеса с сигарной фабрики выносились ящики сигар, грузились на небольшие тележки и увозились, для чего время от времени открывались ворота.
<Стр. 690>
Колокол, извещавший об обеденном перерыве, останавливал и эту работу.
Хор мальчиков, впервые в сценической истории «Кармен», был освобожден от маршировки и от какого бы то ни было текста. Уличные мальчишки, то врозь, то небольшими стайками, каждый в меру своего умения или темперамента, передразнивали солдат, обходясь одним «тра-ля-ля». Оборванные, босоногие, они импровизировали живые пародии на солдат, прохожих или привратника. Когда же взвод солдат входил во двор, куда мальчишек не пускали, они карабкались на решетку, а затем бросались врассыпную от уходящего на отдых караула. Их «тра-та-та-та-та» постепенно замирало вдали и доносилось под конец из разных мест. Взятые из синагогального хора мальчишки отлично держали связь с оркестром.
Для «Кармен» М. Веселовской под наблюдением Лапицкого был сделан новый перевод. С точки зрения сегодняшних требований к соблюдению композиторской ритмики и эквиритмики стиха этот перевод был бы неприемлем. Но в ту пору в опере с переводным текстом, пожалуй, впервые со сцены стали доноситься простые и грамотно построенные фразы. По сравнению с «оперной поэзией» печатных клавиров этот текст был откровением. Самый характер его уже подчеркивал, что представление снято с оперных ходулей и в известной мере опрощено. Я приведу в доказательство только один пример.
Речитатив номер 3-бис начинался следующим образом.
« Цунига. Это здесь знаменитое сборище сигарер, где всегда бывают скандалы?
Дон Xозе. Так точно, лейтенант, имею доложить, таких распущенных баб видеть пришлось мне мало.
Цунига.
Дон Хозе. О лейтенант, я не знаток, не увлекаюсь я подобным сортом женщин».
Уже из этих слов возникала характеристика селадона Цуниги и простого, честного парня Хозе, из которого Кармен только впоследствии сделает контрабандиста и убийцу.
Новостью этого перевода было и то, что имени Кармен возвращалось верное грамматическое ударение: слово «Кармен» произносится по-испански с ударением на первом слоге.
<Стр. 691>
Не останавливаясь на многих интереснейших мизансценах (сейчас ставших уже каноническими), я отмечу в первом акте только два момента.
Первый относится к сцене драки. Сигареры очертя голову вылетали на сцену под насмешки оставшихся у окон Кармен и ее приятельниц. Труднейший хор исполнялся на двух планах сцены и звучал с двух различных плоскостей. Когда же Кармен выволакивали во двор и связывали ей руки, часть ее противниц отправлялась наверх. Заметив их в окнах, Кармен пыталась бросить в них камень, но его отнимали. Видя свое бессилие, она, скрепя сердце, с напускной веселостью показывала им язык.
«Сегидилью» Кармен пела, усевшись на стоявшей в углу двухколесной тележке. Она раскачивалась в ней, как в кресле-качалке. С одной стороны, это придавало ей самый невинный вид, с которым она произносила: «Я вовсе не болтаю, я только напеваю». С другой — это давало ей возможность, ловко подглядывая за Хозе, сочетать невинный вид с соблазнительными позами.
Цуниге был придан вид молодого элегантного офицера, лишенного трафаретной комедийности.
Второе действие происходило в погребке. Небольшие столы по бокам, один большой посередине, под огромным абажуром. Вскакивая на стул, кто-нибудь из персонажей выкручивал фитиль; при появлении Цуниги Кармен его, наоборот, прикручивала и темнила сцену.
Слева внутренняя лестница вела на маленькую галлерею, откуда открывалась дверь в помещение Кармен. Посередине на заднем плане—тамбур с лесенкой в десять ступеней служил официальным выходом на улицу. В двух шагах от тамбура маленькие дверцы вели в каморки контрабандистов. Вся задняя часть сцены отгораживалась от передней большим занавесом на кольцах.
Буквально от каждой мелочи пахло притоном. Только где-нибудь за городским валом и уж обязательно под землей могло приютиться этакое заведеньице.
Роль хозяина кабачка Лилас-Пастья, оставаясь бессловесной, стала очень заметной. Это был не только хозяин, угождающий своим гостям, но и строгий блюститель необходимой в столь злачном месте дисциплины и участник любой подозрительной сделки.
Три куплета «Цыганской песни» исполняли по очереди Фраскита, Мерседес и Кармен. Фраскита начинала
<Стр. 692>
уставшим тоном, в соответствии с сонным видом некоторых гостей и общим упадком настроения. Это мало действовало. Мерседес брала более энергичный тон и пела гораздо зычнее. Кто-то приходил в себя. Тогда Кармен будила двух гитаристов и врывалась в песню со всем своим бешеным темпераментом. Она вскакивала на стол и исступленной пляской будила к жизни всех гитан. В кабачке все мгновенно превращалось в танцевальный вихрь.